листа большими буквами «Заявление». Готово?
– Ага. – Леша беззвучно шевелил губами, про себя проговаривая каждую прописываемую букву.
– Дальше с красной строки: «Уважаемый гражданин комендант, Лаврентий Палыч! Прошу завтракать меня манной и рисовой кашами в связи с энурезом, сотрудничеством со следствием и активной жизненной позицией. Число, подпись».
– Не торопись, я не успеваю. А последнюю фразу зачем писать?
– Как это зачем?! Чтобы обозначить, что ты встал на путь исправления, что не в отрицалове…
– Слава, а что такое инарез?
– Э-ну-рез – это общее физическое истощение, обусловленное длительным пребыванием в заключении. Ты же длительно пребываешь?
– Длительно.
– Значит, пиши. Написал? Молодец, утром отдашь на проверке.
– А вас кормят кашей? – довольный выполненной работой спросил Заздравнов.
– Кто же нас будет манкой кормить, мы ж на 51-й! Исключительно сечка! Столько сечки съели, что стыдно лошади в глаза смотреть.
– Ну, если че, я могу поделиться своей порцухой, – благородно предложил Леха.
– Не стоит, ты начнешь делиться с нами, мы начнем делиться с тобой, и что получится?
– Что получится? – Леха удивленно округлил глаза.
– Колхоз получится. А где колхоз, там голод. А у меня и так, кроме аппетита, больше ничего не осталось.
– Да хорош, Слава, – запучеглазил Космонавт. – У меня на днях мать должна приехать на свидание и передачу сделать.
– Жены не греют? – спросил я.
– Я с семьями не общаюсь, так, иногда сын один пишет, – вздохнул Заздравнов.
– Сколько ему?
– Пятнадцать.
– Родители твои где живут?
– В деревне под Тулой. У бати пчелы, на зону мне по целому бидону меда привозил.
Леша погладил жирные губы и полез за сигаретами.
– Сколько можно дымить?! – отследив замысел Космонавта, запротестовал Шер.
– Слава, это вторая за полчаса, – неожиданно для себя стал оправдываться тот.
– Это пятая за десять минут, – не унимался Шер.
– Я и так скачуху тебе делаю, все-таки возраст, сидишь немало. Поэтому заканчивай, – угрожающе прорычал Заздравнов.
– Леша, я еще не начинал! – подскочил Слава, который был вдвое уже и на голову ниже собеседника. – И голос здесь повышать не надо. В тюрьме сидим.
– Я такой же арестант, как и ты, я с тобой нормально сейчас разговариваю…
– Курят только дебилы, – стоял на своем мошенник.
За полночь, смолотив батон колбасы, Заздравнов завалился спать. Под утро, проснувшись, я посмотрел на одиночную возле тормозов шконку, на которой поселился Космонавт. Он лежал с искаженным, словно парализованным лицом, с открытыми хрустальномертвыми глазами, отрешенно уставившись в потолок.
По заявлению Заздравнова на кашу оперативники вызвали на беседу Шера, пообещав, по его
