(освободившись от накрывшего его халата, осторожно): Не возьму на себя смелость спорить, хозяин… Тем более что все говорят, что вы самый выдающийся реформатор после… (Показывает пальцем вверх). Ну, вы меня понимаете… (Понизив голос, почти шепотом). Но меня не может не беспокоить, что станут думать о реформах, которые позволяют называть Творца Вегетарианцем?
Ищущий (отмахиваясь): Это всего только метафора, болван. Метафора! «Вегетарианец» в смысле «Милосердный», «Не Жаждущий Крови»… И все такое прочее.
Уза (меланхолически): А «впавший в летаргический сон», стало быть, следует понимать, как «отдыхающий от дел»?
Ищущий (сухо): Ты просто схватываешь на лету, мерзавец. И все же будет гораздо лучше, если ты немедленно вернешься к своим прямым обязанностям.
Уза: Как будет угодно вашей милости. (Кричит куда-то вглубь покоев). Костюм повелителя!
Свет гаснет и тут же ярко вспыхивает, увеличив пространство сцены, но так и не сумев разогнать царящий за колоннадой мрак. В центре стоит Ищущий. Теперь он одет в элегантный светлый костюм. Пестрый галстук и цветок в петлице придают ему некоторую легкомысленность. В руке – изящная трость. Похоже, его настроение заметно улучшилось.
Ищущий (не без удовольствия оглядывая себя, задумчиво): Кажется, портной на этот раз не обманул. Костюм хоть куда.
Уза: Превосходно сидит.
Ищущий (остановившись возле зеркала и продолжая внимательно рассматривать себя): Хоть куда. (По-прежнему задумчиво). Тебе никогда не приходило в голову, что наша одежда это тоже, своего рода, метафора? Как и метафоре, ей свойственно уводить нас прочь от скучной действительности, и делать нас понятными, как для себя, так и для других. В особенности, конечно, для других. (Поворачивается спиной к зеркалу, пытаясь увидеть, как сидит костюм сзади). Ах, нет, совсем неплохо… (Обернувшись к Узе). Если нагота – это всего лишь наше естественное состояние, в котором мы все равны, то одежда это нечто почти сверхъестественное. Она возвращает нас из безвестности и каждого делает тем, кем он хотел бы стать по своему собственному разумению. (Спохватываясь). Ты записываешь?
Уза поспешно достает тетрадь и начинает записывать.
Похоже, в этой мысли что-то есть. (Продолжая говорить, вновь поворачивается к зеркалу). Нагота – непристойна, согласен. Но, вдобавок к этому, она ещё и непонятна, ещё и бессловесна. Ах, как она молчит! Как молчит! Только глупцы могут думать, что она может нам что-то поведать или чему-то научить. Но стоит тебе влезть в костюм или накинуть плащ – и готово! Всё встало на свои места. Теперь ты знаешь о себе кто ты, и в твоей власти делать с этим «кто» всё, что тебе заблагорассудится. Можешь расстегнуть верхние пуговицы и поднять воротник – и вот уже из зеркала на тебя смотрит искатель приключений и веселый малый. А можешь изменить цвет галстука, и твое лицо сразу станет серьёзным, а взгляд значительным. (Вновь повернувшись спиной к зеркалу). Ты обретаешь язык, даже не успев открыть рот. Подумай, разве метафора не делает того же, заставляя
