не по себе. Я решила загладить свою вину, и сказала:
– Нет, мам, говори, я уже никуда не спешу.
– Ну так вот, – с готовностью продолжила мама, и ее голос стал набирать жизненную силу. – Ты же знаешь, я вам желаю счастья. Вот я бы сейчас счастлива была бы иметь еще одну дочечку. Жалко, что не получилось. А у тебя годы идут, моя милая. Скоро тридцать, а ребенка нет, с каждым годом все труднее забеременеть, не говоря уже о том, чтобы выносить и родить. А вот Валера с Олей молодцы! Все нужно делать вовремя. Ты как хочешь, но я бабушкин перстень подарила Оленьке.
Я была ошарашена. Фамильная драгоценность, перстень пра- пра- и неизвестно еще сколько раз пра-бабушки, которая передается в нашем роду по женской линии от матери к дочери испокон веков, уплыла совершенно чужому человеку. Ну, спасибо, мама. Я всегда чувствовала себя неродной маме. Даже хотела сделать генетическую экспертизу, но с каждым годом внешне я становлюсь мамой. Одно лицо, та же сухопарая фигура, цвет, структура волос, как ты их не крась, из зеркала на меня смотрит мама. Даже наши голоса по телефону путают. Сейчас я уже ко всему привыкла, но раньше очень страдала от такого отношения.
Папа мой умер от инфаркта, когда мне было пять лет, меня тут же на два года отправили к бабушке, потому что маме было тяжело одной с двумя детьми, и вернулась я в семью только, когда надо было идти в школу. Брату ко времени отправления меня к бабушке, было семь лет, и он как раз пошел той осенью в школу. Для меня это – не более чем отговорка. Я не представляю, как можно было отдать свою маленькую дочь на два года бабушке с дедушкой, и даже не навещать ее там. Но когда я говорю об этом маме, та отвечает, что у меня детей вообще нет, мне не понять, вот когда появятся, тогда она поговорит со мной об этом. Я думаю, что годы, проведенные в разлуке, не пошли никому из нас на пользу, по возвращении, мы встретились как чужие люди. И так оно осталось навсегда: брат с мамой родные, а я чужая. Ко всему, за то время они еще и переехали в другой город, короче все, что было хорошего в прошлом: папа, любовь семьи, хороший дом – все это осталось за границами Перми. Здесь, в Таганроге у меня уже не было ни папы, ни маминой любви, ни тех мест, где я когда-то была счастлива. Пару раз я порывалась съездить в Пермь, посетить родные истоки, но мама сразу вставала в позу, говорила, что это далеко, дорого, неизвестно, что за два-три дня дороги приключится в поезде. А со мной она ехать отказывалась, потому что ей больно бывать там, где умер ее муж, и я это должна понимать на своем примере, только у меня от моего мужа не было детей и прожили мы всего ничего. Я не понимаю, что плохого в том, чтобы отвезти цветы на могилу к отцу. Но Валера тоже всегда был против. Конечно, им вдвоем хорошо, а может меня папа больше любил? Странно это все.
Еще мне нравится история о том, как мама жалеет о не рожденном ребенке, которого она потеряла через пару лет после моего рождения. Как я поняла из рассказов, которые всегда меняют интерпретацию, срок, причины, и так далее, никто не знал наверняка пол ребенка, УЗИ мама не делала. Однако
