шибает премерзкое амбре: сладковато-гнилостное вперемешку с плесенным. Накатывает тошнота, содержимое желудка рвётся наружу… только этого не хватало! Воображаю цветок с ярким экзотическим благовонием… Помогает.
Мы не первые, кто вошёл. Но мало кто вышел, Собор пожирает своих посетителей. Ещё там, за воротами, я сложила пальцы левой руки в дулю – а назло всей нечистой силе. И так, с дулей, и следую шаг в шаг за Петей, за мною Гло. Гло сильный, с ним надёжно. Он первый поверил нам и убедил остальных.
Из узких продолговатых окон, обрамлённых зубьями разбитых витражей, сочится рассветный поток; растолкать тьму силёнок не достаёт, колышется причудливой светотенью. А ведь нету ветра, с чего ему колы… ох. Я обмякла, наткнувшись взглядом на её взгляд. Твари.
Дальше в памяти провал. Лишь обрывочные видения. Оскаленные пасти, свистящий рык, мелькание дубин и – кровь. Много крови. Мы несёмся вдоль всего этого, подталкиваемые сильными руками Гло, вверх по винтовой узкой лестнице, вдоль балкона, и снова по лестнице.
Осознание реальности возвращается лишь на самом верху, у входа в Башню. Башня – наша цель. Воины задачу выполнили: доставили нас с Петей. Но сами не дошли. Это не значит, что полегли: держат оборону на подступах… если живы. Проклятье. Из отряда с нами один Гло – ободранный, помятый, но кости целы, раз движется.
От цели нас отделяет дверь. Обшарпанная, подрагивает туда-сюда, двери в Соборе не запираются, замки все повыдраны. За нею, не сомневаюсь, тоже тварь.
Гло отодвигает нас, обжигая взглядом «замереть и не двигаться». Тварь – по его части. Что мы можем, училка и ученик, жмёмся к стене плечо к плечу. Проговорено сто раз что за чем, и всё равно из памяти выпало.
Гло стоит с дубиной и щерится, большой и лохматый. И – уже не стоит, исчез; дверь за ним глухо тукнула.
Страх разрастается, парализует… уж и дыхание по-собачьи мелкое. Чего он так долго?
«Он там сражается, а ты тут в штаны кладёшь», – пробивается откуда-то из подсознания мысль, простая как пробка, и – гонит страх! Дышать становится легче. Шевельнула рукой – шевелится!
– Гло-о! – позвала неуверенно. Тишина в ответ. – Гло-о! – усилила громкость. По-прежнему тихо.
Надо идти, вдруг ему помощь нужна. Только шагнула, как дверь дёрнулась и плавно пошла открываться.
А за ней…
«Кыс-кыс», – хриплю. Хочу глядеть смерти в глаза. Если уж всё равно помирать. Моя очередь. А Петька – он должен пройти. И воплотить идею. Чтобы не зря мы тут все… лежать остались, растерзанные.
– Кы-ыса, хоро-ошая… – семеню к твари на подгибающихся в коленях ногах, тяну ей навстречу подрагивающую левую руку. Всё ещё со скрюченными в дулю занемевшими пальцами. Ну не разгибаются они никак, и вместо открытой призывно ладони дёргается фига. Сознание ясное, мозги как часы работают. Держусь левой стены, освобождая правую для Пети, чтобы в дверь прошмыгнул.
Тварь медленно приближается, ритмично вздымая боками. Взглядом упёрлась в фигу, венчающую мою белую руку,
