куда-то едете или просто едете? – мы не поняли вопроса, а это был чертовски хороший вопрос…
Это откуда-то из Керуака, которого я включила вместо музыки. Приблизительно 46-я минута. Мне повезло, еду на самом первом сиденье и имею возможность смотреть в гигантское лобовое стекло водителя. В путешествиях ведь главное не конечный пункт следования, а вот это лобовое стекло, дорога и наушники.
Керуак, Кизи, Вулф, Томпсон, Лири… Все эти сумасшедшие писали не про меня. Они умели жить по-настоящему. Всегда восхищалась лю[5]дьми, которые умеют жить так, что дрожат стены. Успокаивает только юриспруденция, которую я изучаю в колледже. Из ее истории я точно знаю, что обычно такие люди заканчивают либо в психиатрической больнице, либо в тюрьме. Так что, наверное, мне нужно радоваться тому, что у меня есть колледж, жених Анкель и чертова юриспруденция. То есть были.
Автобус разгоняется километров до ста в час, не меньше. В наушниках заканчивается запись. От этой воцарившейся тишины, прерываемой лишь утробным гулом мотора, становится холодно и страшно. Почему-то мне всегда нужен какой-нибудь шум. Когда нет музыки, книги или кино, начинаю отвлекаться на мысли, а я от них вздрагиваю.
Все лобовое стекло водителя занимает идеально ровное полотно дороги с ярко-белой полосой разметки. На приборной панели есть только одно украшение. Статуэтка Ганеши, буддистского бога удачи, кажется. Точно помню, что этого слоненка, сидящего в позе лотоса, зовут Ганеша, но кто он и за что отвечает, не знаю. Скорее всего, ответствен за удачу, иначе какой смысл ставить его на приборную панель? Статуэтка тяжелая, выкрашенная под бронзу. Глаза этого слоника хитро прищурены. Интересно, кто из водителей увлекается буддизмом? Парень со змеями на руке или его напарник, худой и с блуждающим взглядом? Таких, как этот напарник, играл Джилленхолл в начале своей карьеры.
Через несколько часов я приеду в Берлин. Никогда не бывала в этом городе, но отныне это мой дом. Странно. Нет, не то, что я там никогда не была, а то, что появится дом. Это почти как начать все сначала. Только у меня ничего не получится. Я смотрю на то, как движется линия разметки, перерезающая надвое лобовое стекло водителя. Кроме этих белых штрихов, практически ничего не видно.
Автобус въезжает на территорию какой-то автостанции. Смотрю на часы. По идее, в Берлине мы должны быть только через три часа. Парень со змеями на руке оборачивается и видит мой недоуменный взгляд.
– Через пятнадцать минут поедем, – говорит он.
Водитель – парень чуть старше меня на вид. Может, лет двадцать пять где-то. Короткая стрижка, темные волосы и выбритые виски. Над ушами что-то вроде волн или зигзагов. Неестественно белая кожа. На руке татуировка – клубок вьющихся змей. Выключаю плеер в телефоне, достаю сигареты и выхожу на улицу. Сонные люди тут же выстраиваются в очередь к выходу. Они перебрасываются какими-то фразами, отчего возникает ощущение гула. Вид у всех такой, будто зомби-апокалипсис уже наступил, а я и не заметила. Когда оказываюсь на улице, меня буквально сбивает с ног раскаленный воздух, кажется, без малейшей
Писатели-битники. Прославились в основном благодаря романам, в которых описывали свой образ жизни. А они, и правда, неплохо жили.
