не может! – проносится в голове, но я упрямо продолжаю засыпать черные следы. – Нет! Не может быть, чтобы эта пальба была связана с порождением моей фантазии, которое сбежало из моей комнаты и теперь блуждает по городским улицам! Не мог же отец с ней столкнуться!»
Несмотря на мороз, я покрылся испариной. Сердце тяжело и гулко стучит в груди. Руки болят. Вот уже много месяцев как я лишен возможности бегать, плавать, заниматься боксом, укреплять мускулы и легкие – и всё же, несмотря на все те неудобства, которые доставляет мне торопливая маскировка следов, я сосредотачиваю все свои мысли на Университете Виргинии, до встречи с которым осталось всего ничего.
«Хорошенько спрячь все свидетельства существования твоих мрачных фантазий, – твержу я себе, зачерпывая снег. – И тогда к началу следующей недели уже будешь жить в трех днях езды от отца и замка “Молдавия” и сможешь уйти с головой в изучение античных томов и исторические изыскания для эпической поэмы, которая прославит тебя на весь мир: “Тамерлан”!»
Следы Линор ведут на главную улицу Ричмонда, в центр города. От мысли о том, что мне придется пройти с лопатой еще восемь, а то и десять кварталов, меня охватывает ужас, и я прячу ее в нашем садике.
Я иду, наступая на черные следы и заметая их подошвами, и наконец добираюсь до Седьмой улицы. Мне в голову приходит мысль о том, как подозрительно всё это, должно быть, выглядит со стороны: эксцентричный Эдгар По, сын бродячих актеров, театрал-любитель, писатель и поэт-декламатор, заметает следы собственного преступления посреди улицы, у всех на виду.
Прячу руки в карманы и стараюсь придать походке непринужденность и выглядеть как обычный человек, а не отчаявшийся, одержимый смертоносным духом юноша. Я отчетливо слышу неприятный скрип подошв по снегу и гудок парохода с реки Джеймс, но силюсь уловить совсем другие звуки – крики или стоны, которые помогут отыскать Линор. Пелена печного дыма нависает над городом, смешиваясь с туманом, поднимающимся от реки, и образуя холодный мглистый покров, от вида которого у меня по телу пробегают мурашки. Чем дальше я иду, тем острее становится запах дыма, и я начинаю не на шутку тревожиться, что и впрямь ее учуял.
– Эдди! – окликает меня Розали, моя сестра, которую я вижу нечасто, хоть она и живет всего в квартале от нас, в пансионе мисс Маккензи. Семья Маккензи взяла Роуз к себе, когда ей был всего годик, тогда же, когда меня приютили Алланы. А наш старший брат Генри – неуловимая тень, которую мы видим крайне редко, – живет в Балтиморе с бабушкой и дедушкой: когда он был еще младенцем, родители сами оставили его там.
«Вот что случается, когда творец слушает своих муз, – думаю я, наблюдая за тем, как сестра идет мне навстречу. Она очень похожа на меня – цветом кожи, чертами лица, всем, начиная с больших серых глаз и заканчивая широким лбом. – Семьи распадаются. Родные братья и сестры растут, почти не зная друг друга. Дети вынуждены полагаться на милосердие людей, которые легко могут выгнать их на улицу, когда от их детской прелести не останется и следа».
С дрожью отгоняю от себя эту мысль, ужасаясь внезапно нахлынувшим
