style="font-size:15px;"> Прямо сейчас он смотрит странно, швыряя в меня пластмассовым пупсом. Пупс бьет меня по лицу и достаточно ощутимо. Для мальчишки, который ненавидит спорт – предпочитая ему чтение Джорджа Оруэлла, Крисси на удивление сильный. Я закрываю лицо руками, ложусь на пол и притворяюсь мертвой.
Когда я была младше – лет в десять-одиннадцать, – я частенько притворялась мертвой. Сейчас уже реже. Потому что 1) я все-таки повзрослела. И 2) все меньше и меньше людей верят, что я действительно умерла.
В последний раз, когда это сработало, я лежала у подножия лестницы, притворяясь, что упала и свернула шею. Мама тогда жутко перепугалась.
– ПЭТ! – пронзительно завопила она. От ее страха мне сделалось хорошо и спокойно.
Даже когда пришел папа, посмотрел на меня и сказал:
– Она ухмыляется, Энджи. Мертвые не ухмыляются. Уж я-то знаю, я повидал их немало. Трупы, они, ептыть, жуткие. Мне приходилось видеть таких мертвецов, что только глянешь на них, и все внутри застывает, и потом срешь ледышками.
Мне нравилось, что они оба смотрят на меня и говорят обо мне, я себя чувствовала защищенной. Мне просто хотелось убедиться, что они меня любят.
Сегодня мама совсем не пугается, когда находит меня на полу притворяющейся мертвой.
– Джоанна, у меня от тебя скачет давление. ВСТАВАЙ.
Я открываю один глаз.
– Кончай придуряться и сделай Люпену завтрак, – говорит она и выходит из комнаты. В спальне орут близнецы.
Я неохотно встаю. Люпен по-прежнему пугается, когда я притворяюсь мертвой. Он сидит на диване, смотрит широко распахнутыми глазами.
– Джоджо уже лучше, – говорю я ему бодрым голосом и подхожу обниматься. Сажаю Люпена к себе на колени, и он прижимается ко мне в легком шоке. Это хорошие, крепкие объятия. Чем сильнее ребенок боится, тем крепче он тебя обнимает.
После восстановительных объятий я иду в кухню, беру упаковку рисовых хлопьев, четырехлитровый пакет молока, мешочек с сахаром, три миски и три ложки – и тащу все в гостиную. Пакет с молоком приходится неуклюже нести под мышкой.
Миски я расставляю в ряд на полу, насыпаю в них хлопья и заливаю молоком. У меня за спиной, в телевизоре, Мария вытирает полотенцем насквозь промокшую сексапильную Лизль.
– Пора КОРМИТЬСЯ! – радостно объявляю я.
– Убери БАШКУ, – говорит Крисси и машет рукой, чтобы я отошла в сторону и не загораживала ему экран.
Люпен сосредоточенно насыпает сахар в свою миску с хлопьями, ложка за ложкой. Когда сахар уже не растворяется в молоке, Люпен валится набок и притворяется мертвым.
– Я умер! – говорит он.
– Не придуряйся, – говорю я ему. – Ешь свой завтрак.
Через двадцать минут мне наскучили «Звуки музыки». Эпизод после свадьбы Марии и капитана чуток длинноват, хотя, в общем-то, тут все понятно: у нас тоже большая семья, и я, например,
