в руках был черный пистолет, сделанный из фанеры. Я выхватила этот пистолет и направила в его сторону: «Пум-пум-пум!» Мама, занятая разговором, не видела того, что произошло, и теперь, услышав это «пум!», обернулась ко мне: «Татка, что случилось?» А я, вся красная от смущения, ответила: «Ничего…» Скрыла от мамы, что мальчик поцеловал меня… Это была моя первая женская тайна…
Что касается школьной любви, то я влюбилась лет в десять-одиннадцать, как все девчонки такого возраста. Обычная детская влюбленность, вроде бы и говорить об этом не стоит. Но я хочу рассказать не о ней, не о себе, а о мальчике, тогдашнем моем «предмете», потому что у этого мальчика, а потом взрослого человека была удивительная и трагическая судьба.
Звали его Сеня Канторович. Мы учились в одной школе – я в четвертом, он в пятом классе. Не знаю, как случилось, но он привлек мое внимание еще раньше, классе в третьем: что-то в нем было такое, что отличало его от других ребят. Это был необычный во многих отношениях мальчик, одаренный, очень заметный среди сверстников. Естественно, в него были влюблены многие наши девчонки, тем более что он был аж на целый класс старше нас. В таких, старше себя, девчонки обычно и влюбляются. Сеня выделял меня среди других и оказывал внимание – то за косу дернет, то портфелем стукнет, то толкнет… Все как положено.
Однажды такое его внимание имело весьма плачевные последствия для меня. Мама только-только сшила мне новое пальтишко. Помню, было оно темно-синим, с пелеринкой, отороченной черным мехом. В тон ему был и капор, а бирюзового цвета рейтузы и перчатки она купила не где-нибудь, а в «Торгсине». В общем, нарядила дочку. Пошла я впервые в этой обнове в школу. Ко времени, когда должны были закончиться уроки, мама вышла погулять с моим маленьким, недавно родившимся братом Володей. Положила его в коляску и направилась к школе, чтобы встретить меня. А в это время Сенька Канторович догнал меня и то ли толкнул, то ли сильно ударил портфелем, но только оказалась я во всей своей красивой обновке в луже. Мама, увидев забрызганную грязью дочь, которую она утром так тщательно нарядила, пришла в ужас.
Но дружба с Сеней у нас не прервалась. Потом я бывала у них в гостях – они жили неподалеку от нас, в Дровяном переулке, – знала его папу с мамой.
Когда началась война, Сеня, совсем еще мальчишка, убежал на фронт. И остался там, хотя было ему тогда только пятнадцать. Встретились мы уже после войны, а потом жизнь нас развела и я на какое-то время потеряла его из виду. Вспоминала только, каким веселым, улыбчивым парнем он был. Сколько живу, а такой улыбки не видела ни у одного мужчины. И не потому, что я идеализирую свою первую любовь. Нет, назвать красивым Сеню было нельзя – обычное лицо с веснушками, правда, привлекали его умные серые глаза, их жизнерадостное выражение. Он весь буквально светился изнутри. И после войны, когда мы увиделись, это был бравый, энергичный офицер…
А потом… Как-то во время гастролей в Харькове в моем гостиничном номере
