полка, он часто покупал себе, не считаясь с решением так называемой «общественной лавочной комиссии» (она распределяла товары строго по списку). Когда же солдаты среди ночи по приказу Вахмурова отнесли ему домой сразу два огромных турецких ковра, бдительные офицерские жены нажаловались Гартину. А он во время тяжелого разговора с командиром настоял, чтобы товар был возвращен в полковой магазин. Вот тут первый раз и «заискрило».
Вахмуров рвал и метал:
– Товаррррищ майор, – взяв официальный тон, раздраженно и зло говорил он, – так у нас лада в службе не получится. Не по-лу-чит-ся! Вы пошли на поводу у полковых баб и, можно сказать, совершили покушение на самое святое – на мое командирское единоначалие! Я этого так не оставлю. Вы подорвали мой авторитет!
– В данном случае, товарищ подполковник, – тем же официальным тоном отвечал Гартин, – я не подрываю ваш авторитет, а спасаю его от справедливого недовольства офицеров и их жен. К тому же поступаю по уставу, стараясь уберечь сослуживца от недостойного поступка.
– Ха-ха-ха! – воскликнул Вахмуров и перешел на «ты», – какой ты нахрен мне сослуживец! Ты – мой подчиненный, под-чи-нен-ный! И если будешь себя так вести, я тебя в бараний рог согну, загоню в Афган – жрать песок в горах!
То была их первая стычка. Вторая оказалась куда серьезней. Однажды пьяный Вахмуров около полуночи объявил офицерам штаба «тревогу», устроил им разнос, а затем, распустив их по домам, взобрался на полковую трибуну возле плаца и стал громко кричать в мегафон:
– Поооолк, – ко мне!!!
Гартин просил подполковника сойти с трибуны и отоспаться в штабе, но тот продолжал яростно орать:
– Поооолк, – ко мне!!!
Тогда замполит отобрал у него мегафон, силком стащил командира с трибуны, но в последний момент рванул подполковника за рукав шинели так, что тот свалился со ступенек на обсыпанные снегом кусты роз и до крови поцарапал лицо. Гартин вместе с дежурным по части завел пьяного командира в его кабинет и уложили спать на диване.
После той бурной ночи подполковника три дня не было на службе «по болезни». Появившись в штабе на четвертый день, он вызвал к себе замполита. Физиономия Вахмурова в нескольких местах была густо загримирована жидкой пудрой. Стрельнув в Гартина колючим взглядом, он вдруг дружелюбно сказал:
– Петр Петрович, что это было? Как дальше жить будем?
Гартин ответил:
– То была ваша пьяная выходка. А жить будем так, чтобы не стыдно перед людьми было.
Прежде, чем переговорить с Вахмуровым, я побеседовал с Гартиным. Майор о своих стычках с командиром полка рассказывал с таким чувством стыда и вины, словно это он, а не Вахмуров, и пил на службе, и кутил с девками в бане, и приказывал солдатам притащить ночью два ковра к себе на квартиру, и пьяно орал в мегафон:
– Пооолк! Ко мне!!!
Мне уже тогда понравились и эта его беспощадная самокритичность, и умение во время
