быть ясно, с какой частью «духовного мира» собираются учить общаться наших детей. Красноречиво говорит об этом название издававшегося Штайнером журнала – «Люцифер». Истинная цель секты Штайнера, усиленно старающейся проникнуть в государственную систему образования, – «повести всех участников к совместному переходу порога духовного мира на пути современного посвящения и таким образом распространить свое воздействие вплоть до ангельской (!) сферы». Нет сомнений, что преподавание нашим детям бредовых идей Штайнера о «космических иерархиях», постоянно «наблюдающих за человечеством», о силах «мировой полночи», кармических законах живых звезд и пр. могут нанести непоправимый вред неокрепшим детским душам и умам. С православным воспитанием такая «бесовская» педагогика, конечно, несовместима.
Вера
«Вера – естественное свойство души человеческой, насажденное в ней милосердым Богом при сотворении ее» (свт. Игнатий (Брянчанинов).
Не имея собственного опыта, наш ребенок верит всему. Взрослые, особенно родители, имеют у него высочайший авторитет. Мы редко задумываемся о том, как мы богаты, ведь наша вера в Бога – самый, наверное, большой Божий дар! Зернышко веры есть у каждого ребенка, наша задача, о выполнении которой придется держать ответ на Страшном Суде, – взрастить это зернышко, чтобы оно принесло плод.
А вот как трогательно описывает Виктор Астафьев первое пробуждение детской веры: «…Но приходило время (вечерело. – Сост.), я помнил, зрел, когда и дню, и свету его оставалось жить лишь мгновение. Саму воронку, этот хрупкий сосудик, как бы раздавливало громадами скал, он вовсе исчезал, становился воздухом, от него оставался один только рожочек, но и рожочек сжимало тесниной тьмы, рассыпало по ущелью осколками, и уже не рожочек, лишь сосулька, вешняя льдинка, вся источенная, готовая вот-вот рассыпаться с неслышным мне звоном, провисала меж сдвинувшихся гор. Совсем-совсем крохотная капелька дрожала, готовая вот-вот сорваться, упасть в бездну ночи, – и тогда уж все, тогда уж не будет никакого дня во веки вечные, тогда покроет всех и вся тьма небесная, только “адовы огни”, коими всех пугает бабушка, будут полыхать из края в край, протыкая пространство, в котором и не поймешь: где верх, где низ, где земля, где небо.
Но именно в эти вот мгновенья, нет, в самый напряженный миг, когда дыхание в груди от страха и ужасного ожидания конца света должно было остановиться, вдруг за истаявшей льдинкой, за той остатней, едва пульсирующей капелькой света возникало видение гор, остановившихся дерев, означался намек на белое облако, открывался клок совсем уж дальнего неба, на котором недоступно светилась потусторонняя звезда. Кусочек небесной голубизны был столь нежен и прозрачен, что нельзя было не только кашлянуть – дохнуть во всю глубь и то боязно было, чтобы не прорвался, не улетучился, не исчез свет далекого неба.
И мне открылось внезапно: “тот свет!” Там живет сам Бог, и что Ему захочется, то Он и сделает со всеми
