Язык подвешен, как мало у кого, заслушаешься, бесконечные истории обо всём на свете. Как сейчас оказалось, по его воспоминаниям в Интернете, он бывший «афганец»! А ведь тогда словом не обмолвился, не хвастал этим, как другие…
Совсем неподалёку от них, в лесу, на берегу горной речки Семы, в полностью собственноручно построенном уютном двухэтажном домике, жил (да и сейчас живёт) индеанист Вэша Куоннезин, Серая Сова. Настоятельно рекомендую, замечательно-душевный человек.
Вот единственно кому я по-доброму завидую и буду завидовать всегда! Идеальное, живописное место – и от посёлка недалеко, если что, и вокруг никаких соседей… Живёт себе свободным одиночкой, ну, с детьми; живёт на свой индейский манер, как он сам его понимает, строит каноэ, скачет на лошади, летом живёт в типи, там же принимает друзей-индеанистов, проводит с ними инипи. И даже, с его согласия, к нему возят любопытных туристов – так как его типи у реки проезжающим видны уже сверху, с горной дороги. А не жалко, пусть завидуют!
Есть у него и электричество, и электрогитары, он и музыку свою записывает, и библиотека есть, и Интернет… И пчёлы, и живность разная домашняя… И индейские вещи мастерит из собственноручно добытых, натуральных материалов. Короче, всё, что надо. Вот это индеанизм так индеанизм. Лучше жизни и не придумаешь…
И никаких искусственно-выдуманных общин не надо.
Кстати, именно будучи у него в гостях, я и ощутил вдруг себя художником. Там я увидел своё видение, и даже сфотографировал его – как это ни парадоксально звучит. Вот оно.
Сидел я однажды у Вэши на его ранчо, на берегу речки, небо было синее-синее, полностью безоблачное. И тишина. Только речка журчит и грохочет по камням – но это и есть классическая алтайская тишина.
Как вдруг неизвестно откуда взялись и стремительно (и синхронно, как будто связанные между собой), пронеслись по небу два облака, похожие на птиц с распростёртыми крыльями. Никогда не видел такого явления ни до, ни после. А ведь я-то – метеоролог! И облаков навидался на своём веку – дай бог каждому; наблюдать за ними входило в мою прямую обязанность. Это явление мне показалось настолько необычным, что я скорей побежал в палатку, схватил свою, плёночную ещё, мыльницу, и успел-таки сделать кадр, прежде чем облака быстро скрылись за горами.
Когда приехал домой, то напечатал фотографию и стал рассматривать. И мне вдруг неожиданно захотелось всё это нарисовать! Я ещё, помню, удивлённо подумал: а зачем? Ведь есть же фотография, вот она, смотри – не хочу. Я ведь раньше рисовал только в детстве, как все – но и только. Странное, неведомое мне прежде желание. Но всё же нарисовал, причём почему-то нарисовал в очень странной технике – на бумаге акварелью, но акварелью очень густой, как будто маслом. Даже бумага покоробилась. И сразу стало ясно, что мне ближе техника маслом по холсту.
И после
