виски и многочисленными «по чуть-чуть» время перелёта пролетело совершенно незаметно. Мы обменялись адресами и телефонами, и по возвращении домой я пригласил моего бесценного консультанта к себе домой, накормил сибирскими пельменями под русскую водку и чаем из самовара, правда, электрического, но он других и не видел.
Потом меня спрашивали: «Что поразило тебя там больше всего?». Не изобилие товаров, не койка три на три метра в отеле и восемь полотенец, которые меняли каждый день. Там почему-то совсем не было пыли. А однажды утром я вышел подышать свежим воздухом и увидел, как напротив, перед зданием банка здоровенный негр пылесосил улицу, хотя осенний ветер срывал всё новые и новые листья и швырял их на бетон. Это было невероятно. Тут же вспомнилось, что у нас в академгородке, самом чистом районе Новосибирска переход с улицы Полевой на улицу академика Кутателадзе так и не заасфальтировали, хотя стройка закончилась лет семь назад, и, стоит чуть пролиться дождю, как вымажешь сапоги по щиколотки, преодолевая глинистое месиво. Но дальше тебя ждёт следующее препятствие. Сразу за железнодорожным переездом, в самом низком месте улицу залила огромная лужа, метров двадцать длиной, и проезжающие машины обдают пешеходов потоками свежей дождевой воды. А перед зданием Вычислительного центра с регулярностью наступления отопительного периода ежегодно лопалась труба, наступал микропотоп. Затем экскаватор вырывал глубокую яму, наваливая горы глины. При этом бульдозер ломал очередную березку, а то и две. Течь блокировали, но разрытая яма размывалась дождями ещё несколько месяцев, а когда яму наконец закапывали, никому из строителей не приходило в голову убрать глиняные холмики, привезти свежего дёрна или посадить травку на обезображенном участке земли. Двадцать лет я прожил там, но в этом отношении ничего не менялось. Пыль в сухую погоду и грязь в сырую следовали за нами всю жизнь на всей территории нашей страны. Даже в Ленинграде, стоит свернуть с Невского в подворотню, увидишь ту же грязь, обшарпанные стены подъездов, поломанные скамейки и разбитые стёкла телефонных будок.
Между тем обнаружилось, что пригласивший меня профессор особого интереса к моим программам не проявил. Он увидел, что они представляют полусырой продукт, который нужно снабдить качественной документацией на английском и завернуть в красивую упаковку. На это нужны деньги, которые он не желает тратить. Зато в Сандийской лаборатории к этим программам проявили значительный интерес, и мне предложили заключить контракт по переносу программ с персональных компьютеров на рабочие станции. Каково же было моё разочарование, когда выяснилось, что, поскольку данные лаборатории финансируются департаментом энергетики, дело это не скорое, и займет оно не менее полугода. Кроме того, финансироваться будет проведение этих работ на территории России, а сейчас мне нужно ехать обратно. Реально оформление контракта заняло около двух лет.
