настоящего. – Собственные слова заставляют меня на миг задуматься. Журналист внимательно смотрит на меня, ожидая продолжения. – Вот почему выставку «Настроение и память» следует считать необычной, потрясающей. Она дает нам возможность проникнуться загадочным уединением и созерцательностью, изображенными на картинах.
Интересно, журналист хоть что-нибудь понял? Мы говорим с ним уже двадцать минут, но я не уверена, что он уразумел хотя бы половину сказанного. Лучше бы я написала статью вместо него. Джастин называет меня перестраховщицей.
Я всегда думала, что есть нечто волшебное в легкости, с которой искусство вдохновляет окружающий мир двигаться дальше, в увлеченной безмятежности, которая и позволяет нам уловить биение времени. Глядя на впечатляющую, повергающую в трепет картину, вы буквально забываете об остальном; вы подсознательно освобождаете место у себя в голове для небытия, доставляющего удовольствие.
Изучать искусство я начала почти случайно – мне нужно было получить ученую степень. При этом я не испытывала склонности к чему-либо конкретному, а этот курс показался мне чуточку менее скучным, чем большинство остальных. Подав заявление, я с удивлением обнаружила, что меня приняли. А в эту галерею я попала благодаря нескольким не связанным между собой событиям. Мне повезло, поскольку я поняла, что такая работа как раз по мне. Процессия посетителей, медленно передвигающихся по галерее, негромкий гул их голосов представляются мне чем-то средним между йогой и гипнотерапией. Мне нравится воображать, будто я живу в мире, созданном художником на холсте. В смысловом наполнении картин Хоппера, сюжет которых на первый взгляд кажется лишенным событий, или в пугающе чарующем изображении жизни обитателей Мейна Эндрю Уайетом есть нечто захватывающее. Нечто неуловимое, таящееся под покровом простого быта. Оно притягивает меня, играет со мной и не отпускает.
– Какая из картин производит на вас наиболее сильное впечатление? – ни с того ни с сего спрашивает журналист.
В тот же миг мой телефон издает короткое «ту-ту» – пришло текстовое сообщение.
Жилка у меня на шее начинает биться чаще, словно пойманная в клетку птица. Телефон лежит слишком далеко от меня, на рабочем столе, и я не могу увидеть экран. Тем не менее я напрягаю зрение… но все напрасно.
– «Мир Кристины» Уайета, – отвечаю я. – Мистико-чувствительный портрет девушки-инвалида в розовом платье. Кристина в поле; она едва ли не ползком пробирается к дому, стоящему вдалеке. – Я придвигаю журналисту по столу брошюру, на обложке которой изображена картина. Телефон вновь издает двойной короткий зуммер, привлекая к себе мое внимание. – Полотно состоит из трех частей: земля, девушка, фермерский дом. Тем не менее в нем живет какая-то чудовищная трагедия или невероятно сильное желание, которое хочется разгадать зрителю. И мне в том числе. Кажется, что нужно узнать кое-что о другом человеке, дабы лучше понять себя.
Журналист улыбается. Однако я вижу на его лице отсутствующее
