и Шлоссер, Мерк был одновременно бюрократом и литератором. В Гёте он был заинтересован, поскольку хотел привлечь его в качестве автора «Франкфуртских ученых известий», где с 1772 года Мерк был главным редактором. Эта газета, выходившая трижды в неделю, должна была стать обновленным продолжением старой «Франкфуртской ученой газеты», которая из-за своего сухого, академичного стиля была мало кому интересна. Мерк должен был вдохнуть жизнь в новое издание, привлечь новых рецензентов и завоевать широкую, неравнодушную к литературе аудиторию. Для этого он воспользовался своими связями в литературной среде, и ему удалось привлечь именитых авторов, в частности, Гердера. Но он искал и неизвестные публике таланты. Шлоссер обратил его внимание на Гёте.
О первой продолжительной беседе с Мерком в конце декабря 1771 года Гёте пишет Гердеру: «Я был несказанно счастлив снова встретить человека, в общении с которым раскрываются чувства и проясняются мысли»[327]. Мерк испытал не меньшую радость от нового знакомства. «Этот человек так близок мне по духу, как редко кто был до него», и он уже почти «влюбился»[328] в своего нового знакомого, пишет он жене.
Уже при первой встрече Гёте обещает прислать новому другу только что законченную рукопись «Гёца». Мерк сам попросил его об этом, так как, почувствовав в Гёте «воодушевление и гениальность»[329], заинтересовался и его произведением.
Мерк был на восемь лет старше Гёте. Он родился и жил в Дармштадте, пользуясь большим уважением маленького двора ландграфа Гессен-Дармштадтского. Военный казначей – так официально называлась должность, фактически же он был кем-то вроде министра финансов этого крошечного герцогства. Мерк имел влияние на правительственные дела, а кроме того выступал в качестве эксперта, консультируя двор по вопросам приобретения произведений искусств. Из этого своего занятия, как догадывались уже его современники, он и для себя умел извлечь материальную выгоду. Благодаря своим знаниям и личным связям он всегда был в центре внимания. Его ценили, но в то же время боялись: этот долговязый худой человек с длинным острым носом был известен своей язвительностью, сарказмом и резкостью суждений. По мнению Гёте, в его взгляде было «что-то тигриное» – в своих воспоминаниях он говорит о некотором «несоответствии» в характере Мерка: «от природы честный, благородный и надежный человек, он озлобился на весь мир и позволил настолько возобладать в себе этой ипохондрической черте, что почувствовал неодолимое влечение слыть хитрецом, даже плутом»[330].
Гёте всегда прислушивался к мнению Мерка, так как видел, что он не стремится польстить автору. Более того, от него можно было ждать довольно суровых и даже злых суждений – нередко им овладевал «дух отрицания и разрушения»[331]. Но если быть к этому готовым, то из его оценок и советов можно было извлечь немалую пользу. Несколько лет спустя Гёте записал в дневнике, что Мерк для него – «волшебное зеркало», он единственный «до конца понимает, что я делаю
WA IV, 2, 12 (конец 1771).
VB 1, 23 (март 1772).
VB 1, 18 (30.12.1771).
СС, 3, 426.
СС, 3, 427.
