вы же русский?!
– Да, я и русский, и американец, мсье ле пренс.
– Зовите уж меня мистер Бонапарт, – улыбнулся он. – Американцев я видел много, русских тоже, но русского американца вижу впервые. Познакомьтесь, это мой адъютант, капитан Фэ. Мой капитан – это капитан Домбровски.
Тот посмотрел на меня не очень приязненно и сказал что-то типа «очень приятно» по-французски, что явно не соответствовало выражению его лица. Потом капитан с самой короткой фамилией добавил не самым вежливым тоном, что, дескать, по-английски он не говорит. Впрочем, насильно мил не будешь. Сидел бы он в своей разлюбезной Франции, лакал бы сейчас бургундское и слышал только свое французское кваканье.
А Плон-Плон заинтересовался моей персоной и начал меня расспрашивать, откуда я и как давно в России. Я рассказал правду, попутно следя за языком, чтобы не сболтнуть лишнего. А вот про место рождения все же пришлось соврать – принц, по моему первому впечатлению, совсем не дурак, и если я ему расскажу, что родился в Калифорнии, то он явно что-нибудь заподозрит. Он и так смотрел на меня довольно-таки странно.
Впрочем, скоро мы вышли из Севастопольской гавани, и «Раптор», поднимая за кормой пышный бурун, взял курс на Херсон. На палубе было находиться небезопасно – запросто можно было загреметь за борт, – и потому мы направились в салон. Усевшись в кресла, мы продолжили нашу беседу. Оба наших французских «гостя» время от времени посматривали в иллюминатор, с изумлением глядя на пролетающие мимо морские пейзажи.
А потом началась самая экстремальная часть нашего путешествия – на курьерских тройках. Насчет «пуховой подушки» Хулиович, как оказалось, дал правильный совет. Вот только мне не хватило ума им воспользоваться. Представьте себе – летите вы со скоростью километров под пятьдесят (все зависело от качества дороги – на ухабистой приходилось снижать скорость), вдыхая полной грудью ядреную дорожную пыль, и все это под палящим солнцем.
Я мстительно радовался, наблюдая, как физиономия Хулиовича приобретала восхитительный салатный оттенок, хотя, конечно, хреново было всем, и мне в том числе. Вот разве что Степан Александрович Хрулёв и оба адмирала, а также капитан Фэ перенесли поездку стоически. Принц старался не показывать усталости, но не был в состоянии разговаривать даже во время остановок, так что возможности продолжить нашу беседу пришлось подождать.
Где-то под Брянском солнце спряталось за облака, и стало легче, но ненадолго – не успели мы доехать до Калуги, как зарядил мелкий противный моросящий дождик, и вместо пыли из-под копыт и колес полетели липкие комья грязи, а скорость наших тарантасов резко уменьшилась.
И вот, наконец, Москва. На утренний поезд мы опоздали, и нас шагом прокотили по Первопрестольной, дав нам и нашим французским гостям насладиться красотами древней русской столицы. Даже ворчун Фэ открыл рот от удивления при виде древнего Кремля, храмов и монастырей, прекрасных особняков… Я не преминул напомнить нашим французам, что Москва была еще красивей до пожара 1812 года, когда войска дядюшки Плон-Плона разграбили
