мировой воли, существовало еще и какое-то мировое сознание, из которого все творцы черпали свои идеи, вернее, идеи сами находили своего творца, и если тому не хватало силы таланта их выразить, то они просто уходили к другому. Так или иначе, бездействие Ады оставляло ее в дураках.
Но вино вновь зажигало в ней огонь жажды творчества, вино заставляло ее поверить в себя и зарождало в ней новые задумки, словно отматывая время назад, и возвращая ее в точку ухода от своего истинного пути. Вино словно говорило ей, что еще не все потеряно, что вернуться к этому пути – еще не поздно, и вернуться к нему обязательно нужно. Опустошая бокал за бокалом, Ада мечтательно ходила по квартире, погружаясь в выдуманные миры, вновь начиная верить в свой талант и исключительность, до самого процесса дело так и не доходило – она могла записывать понравившиеся ей мысли на обрывках салфеток и краешках газетных листов, но на следующий день из-за головной боли и дурного почерка не могла разобрать свои каракули. Но сам факт возвращения к творческому процессу ее все равно радовал, а то, что катализатором его были алкогольные излишества, совсем не смущало. Это просто маленький и безобидный штришок к самому процессу, ремарка, написанная мелким шрифтом, кто на нее обратит внимание?..
Пьяная, Ада любила впадать в сантименты. Она возводила Дениса на пьедестал, она думала об их отношениях в самом радужном свете. Она низвергала Дениса с пьедестала, она думала о том, что их отношения разрушили ее жизнь. Скатывалась до самоанализа. Самоанализ давал нехорошие выводы, и иногда Ада плакала. Ей было жалко себя.
Еще в школе учительница физкультуры сказала Аде:
– Ты, Астахова, можешь особенно не стараться. Такая нескладная – черты лица крупные, а фигура тонкая, худощавая. Спортсменка из тебя никогда не получится. Человек должен быть гармоничным.
Человек должен быть гармоничным.
– Ты должна решить прежде всего, чего ты хочешь, – часто советовал Кирилл.
«Я на самом деле нескладная», – начинала порой думать Ада, наливая себе очередной бокал вина, – «негармоничная – это точно. И чего хочу, тоже никогда толком не знаю. Вот в чем вся беда. Вот в чем».
Она плакала перед зеркалом, ей было жалко себя, но слезы были очищающие, и приносили облегчение. Вино ввергало ее в состояние исповеди перед самой собой, и Ада отпускала себе все грехи, и просила прощения, и прощала себя, и любила себя, и наливала еще, и уже смеялась. Комната кружилась вокруг нее яркой детской каруселью, жизнь кружилась в замкнутом круге, голова кружилась, и вальсу этому не было конца. Вернее, он был – где-то на дне очередной бутылки, но ей так отчаянно хотелось танцевать, что уйти с этого бала было просто невозможно. Часы били двенадцать, и, может, там, снаружи, карета и превращалась в тыкву, но здесь, внутри, Ада продолжала танцевать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную
