цвета выступали бугорки варикозных вен. Татьяна Гавриловна ловила ртом воздух, грудь ее от одышки вздымалась и опадала, сырые руки с короткими пальцами прижимали к животу пакет с картошкой и пучками укропа.
– Вы не подскажете, сколько воды подала станция за последний час? – спросил я у нее.
– Клава, посмотри по журналу, – сказала Татьяна Гавриловна.
И, показав мне широкую, стянутую пальто спину, скрылась в дверях.
Итак, оставалось выяснить, сколько воды подает станция в настоящее время. А там можно будет приступить к переделке станции в конфету. Можно убрать с глаз долой проклятый ржавый хлам, сровнять сараи с землей, спланировать территорию, разбить газоны, посадить ели, засыпать гравием дорожки и оштукатурить фасад здания.
– Так что же, Клавдия Тихоновна? – спросил я.
– Сто сорок два куба, Игорь… Халилович, – произнесла женщина, помедлив, будто пробуя мое отчество на язык.
– Да-да, – сказал я. – Это, наверное, в сторону Госпрома сто сорок два, а я хочу знать, сколько всего воды подала станция?
– Я же вам говорю: сто сорок два куба.
– Не может быть! – крикнул я.
– Зря кричите, Игорь Халилович. Если не доверяете, сами взгляните. А кричать не надо.
– Да я верю! – крикнул я. – Но поймите, это значит – что-то не в порядке!
– А всё не в порядке, – сказала Клавдия Тихоновна неожиданно равнодушно.
Я вытащил сигарету и закурил. Потом я вспомнил слова Веры Ивановны, что станция работает как часы, и поперхнулся табачным дымом. В последующие пятнадцать минут я выяснил, что на скважине № 94 авария, и вода, переполнившая трехметровую цементированную чашу, еще месяц назад затопила всю левую часть территории станции до самого забора автобазы. Что на скважине № 93 авария, и вода, поступающая неизвестно откуда, образовала вокруг скважины некое подобие озера. Что возле оранжереи прорван водопровод и вода вытекает из-под кучи песка, как теплый источник из-под снега. Что расходомеры, отмечающие воду, подаваемую станцией, стоят или в лучшем случае насчитывают четверть запланированной подачи. Что в тысячедвухсотмиллиметровой трубе свищи, и в подвале, непосредственно под стулом, на котором я сижу, по колено воды.
Всё это напоминало странный вымысел. Клавдия Тихоновна говорила не торопясь, роняя слова в томительные паузы так, словно беседовала с товаркой на завалинке почты ранехонько утром, когда солнце только начинает припекать.
– А Вера Ивановна, она что, не знала обо всем этом? – спросил я.
– Да знала, – сказала Клавдия Тихоновна.
– И Пахомов тоже знал?
– Да знал, – сказала Клавдия Тихоновна.
– Но если Пахомов в курсе дела, а Вера Ивановна всё это время числилась начальником станции, как же ее не потянули к ответу? Станция три месяца не выполняла план, и ей это сошло с рук?
