то, что великий князь Константин Николаевич имеет обыкновение громогласно спрашивать у придворных дам и офицеров гвардии, какие стихи Пушкина те знают, и просил почитать, изрядно увеличило продажи книг Александра Сергеевича. Кто ж хотел быть принародно оконфужен чудо-ребёнком в ранге царевича? Покупали, читали и заучивали. Бешеной популярностью пользовался анекдот (вполне реальная история) о бравом полковнике, молодцевато ответствовавшем малолетнему Косте, дескать, стихов не знает, книг не читает, ибо видит своё предназначение в служении престолу и получившему в ответ: "Как же так, господин полковник. О чём вы тогда с дамами разговариваете? О лошадях?"…
Вояку, которого едва не хватил удар, я тут же одарил томиком Пушкина и напросился в его полк, почитать господам офицерам стихи "великого российского поэта". Император, сначала обозлившийся на выходку второго сына, неожиданно сменил гнев на милость и добро на "выезд в войска" дал.
Успех был невероятный. Офицеры (и юные и в годах) выходили после общения с великим князем с квадратными глазами. Ещё бы. Первым делом поздоровавшись, семилетка царевич раскатал большую карту Российской империи и прочитал лекцию о том, как трудно оборонять страну с такими протяжёнными границами, о важности хороших дорог внутри империи, по которым будут перебрасываться подкрепления. Засим великий князь подкрепил речь зачтением отрывка из чернового наброска Пушкина, презентованного своему воспитаннику, про царя Дадона и золотого петушка. Петушок в пояснениях Костика был лазутчиком узнававшим планы врага, что позволяло вовремя выставить заслоны на пути неприятеля. Затем, для усиления эффекта ошарашенные вояки заслушали отрывок из "Полтавы", красочно описывающий сражение и триумф Петра и получили в подарок от Константина по томику "Полтавы".
По Петербургу поползли слухи, что случись, какая неприятность с наследником престола, у Александра есть надёжный дублёр. Только этого мне не хватало. Подсиживать брата, чтобы стать мишенью для польских революционеров не было ни малейшего желания. Но ведь скучно высиживать до шестнадцати годочков (а это 1843 год, между прочим) грызя гранит науки и обучаясь этикету и прочим танцам-шманцам. Вот и чудил, умеренно впрочем. Многие, кстати думали, что моя нарочитая серьёзность и насупленная детская рожица – попытка подражать папеньке, потому были весьма внимательны – чего там юный великий князь ляпнет такого "стратегически важного", наверняка у августейшего отца подслушанного.
После бенефиса в полковом офицерском собрании Николай Павлович соизволил пообщаться с Костиком и осторожно, как бы между делом, поинтересовался, кем же хочет стать его второй сын, когда подрастёт. По тому, с каким напряжением папа ждал ответа, было понятно, скажи: "Царём", – не удивится…
Но в такую примитивную ловушку угодить было уж совсем непростительно. И государь император услышал расширенный и дополненный вариант мечты Кости построить дорогу
