У Лизы Тормес своих страданий столько, что ни одному Достоевскому не под силу описать. И Игорю Лопаткову, приличному человеку, отягощенному астеническим психозом, измученному клиническим чувством вины перед всем человечеством, тоже наплевать на то, какую вину испытывает его «док Викентий» перед бросившей его женщиной.
…Деревянная лопата легко, с едва слышным суховатым шорохом, входила в слоистые пласты снега. Покуда Викентий был столичным жителем, он и не предполагал, что в природе может быть столько снега, что воздух зимы окажется не серым, мертвым и отравленным кашлем автомобилей на Рублевском шоссе, а сладким и пронзительным, словно ледяное шампанское.
Рядом скакала Розамунда – радовалась приятной погоде и чистейшему снегу.
– Улыбнитесь мне, коллега, – сказала она Викентию, отряхиваясь от набившегося в ее шерстку снега так, словно была не кроликом, а по меньшей мере высококачественным песцом. – И сделайте глупое лицо, какое бывает у всех людей, когда они разговаривают с младенцами и животными. Потому что за нами следят.
– Кто? – изумился Викентий. Он настолько привык к своему житью отшельника, что даже не сразу смог представить, что за забором его жилища или за дверью его клиники могут быть живые, мечтающие, радующиеся или скорбящие люди.
– Насколько я знаю, это ваша соседка справа, – ответствовала Розамунда. – Вон двухэтажный бревенчатый дом видите? Она там живет. С мужем, собакой по кличке Морис и двумя ручными крысами Тони и Кити. А ее зовут Нина Валентиновна Первова.
– Розамунда, откуда у тебя такие сведения? Ты занимаешься шпионажем?
– В отличие от вас, дорогой коллега, я больше общаюсь с окружающими. – Иногда в Розамунде просыпалось непреодолимое желание говорить Викентию «вы» и не проходило до тех пор, пока ей не надоедало играть в чопорность. – Тем более если эти окружающие находятся всего-навсего по ту сторону забора.
– Мне интересно, с кем именно ты имела удовольствие пообщаться, – пробормотал Викентий. – С псом Морисом или с крысами… Кстати, ты не сказала, как зовут любезного супруга госпожи Первовой.
– Олег Андреевич, – немедленно отозвалась Розамунда. – И, между нами, он порядочная скотина!
– Надеюсь, Нина Валентиновна наблюдает за мной не потому, что жаждет с моей помощью избавиться от мужа? – хмыкнул Викентий. – Я не большой мастер осчастливливать женщин.
– Дурачок, – неласково ответила Розамунда. – Приготовься, сейчас она с тобой поздоровается.
– Я просто умру от такого непосильного счастья, – мрачно пообещал Викентий.
– Здравствуйте, доктор!
Викентия передернуло. Такой вариант приветствия он ненавидел всеми силами своей измученной души. Но, как истинный психиатр, он сумел натянуть на лицо дежурную улыбку и ответить:
– А, добрый день, м-м, Нина Валентиновна! Хорошая погода,
