Мадамин-бека от его намерений, которые могли быть фатальными во всех отношениях, не говоря уже о неизбежной потере доверия русских поселенцев к восстанию, так успешно начатому коренным населением против большевиков. Я думаю, что Мадамин-бек сам понимал это, но не мог удержать своих сторонников. Когда все попытки увещевания были исчерпаны и нападение уже совершенно точно было предрешено, А. и Р. со своим сыном, покинули отряд и поскакали в Мын-Тюбе, где предупредили жителей о предстоящем нападении. Жители Мын-Тюбе были не особенно уверены в своих силах, поэтому они попросили помощи у советской власти. Но пока эта помощь в виде отряда Красной армии в сопровождении комиссара ЧК прибыла, нападение киргизов уже было отбито с большими потерями со стороны нападавших.
Жители Мын-Тюбе сполна подтвердили свою дурную репутацию. Первым делом по прибытии красных войск они передали с рук на руки агентам ЧК своих спасителей А. и Р., как «имперских офицеров». Даже командир красного соединения был удивлен таким поступком.
Двумя годами позже меч Немезиды сделал свое дело. Поселение Мын-Тюбе было захвачено отрядом местных басмачей и все дома были сровнены с землей, а жители порублены саблями.
Бедный капитан А. был подавлен и удивлялся нашему бодрому состоянию духа.
– Благодарю вас, господа, – говорил он. – Ваша забота и вера в благополучный исход могут поддержать меня, но все это бесполезно, ведь все мы, без сомнения, скоро умрем.
Мы успокаивали его, рассказывая о приготовлениях к восстанию, о нашей надежде на освобождение, несмотря на грозящий нам расстрел.
Через тайную почту, приходящую через магазин, нам сообщили, что дата начала восстания скоро будет определена. Это известие нас обрадовало, и мы сами принялись разрабатывать планы освобождения из тюрьмы.
Наши друзья на свободе получали сведения через девушку, которая работала машинисткой в ЧК и к тому же имела возможность добывать бланки документов с официальными штампами и подписями комиссаров. Так был написан приказ тюремной администрации прислать всех заключенных камеры № 22 в ЧК. Конвой, составленный из десяти наших людей, переодетых в красноармейскую форму, должен был доставить этот приказ в тюрьму в обеденный час, когда комиссары уходили на трапезу. На месте оставался лишь один секретарь, дежуривший у телефона на случай экстренных звонков. Оставалось выбрать день и обозначить дату на приказе.
Как-то в эти дни ожидания мне представилась прекрасная возможность побега. В то утро я был доставлен в ЧК для допроса, но держали меня там до поздней ночи, где я отвечал на бесчисленные вопросы следователя. Когда, наконец, они меня отпустили и я вышел в коридор, все мои конвоиры крепко спали. Можно было незаметно выйти на улицу и скрыться в темноте ночи: в то время не было уличного освещения. Но я знал, что мое исчезновение вызовет переполох в тюрьме и навлечет на моих товарищей чрезвычайные репрессивные меры, сделав общий побег невозможным: с них начнут просто «взимать за расходы»,
