сосредоточенно молчал и сидел неподвижно, уставив глаза на красавицу. Сердце его уже принадлежало женщине, но ему все же хотелось послушать ее музыку. Он втайне боялся, что ей не придется ни разу во весь вечер поиграть.
Кончили пить вино. Какой-то старец первый взял слово и сказал:
– Мы удостоились от вас, Объятый Истиной Цуй, лестного приглашения… Сегодня, могу сказать, наше собрание великолепно, и, само собою разумеется, наслаждение нужно исчерпать полностью. Прошу поэтому всех, у кого инструменты одинаковы, собраться по группам и исполнить свои мелодии.
Тогда каждый из гостей присоединился к той или иной группе, и вот полились звуки струнных и других инструментов, проносясь по тучам и Звездной Хани30. Оставалась одна лишь всадница на фениксе, у которой не было партнера по искусству, и только когда все звуки смолкли, отрок открыл расписной шелковый футляр и положил инструмент поперек стола. Женщина вытянула свою яшмовую ручку, придав ей положение, точно играла на гитаре чжэн. Прозрачностью звука этот инструмент во много раз превосходил лютню цинь. Яркий, сильный тембр волновал душу человека. Мягкий, нежный тон мог захватить все существо.
Она поиграла не меньше чем половину времени, нужного для закипания воды, но вся зала так и замерла: никто даже не кашлянул… Кончая, она взяла аккорд – будто ударила по чистозвучному цину31.
Все бросились хвалить игравшую, восклицая:
– Дама с Юньхэ32, ваша музыка вне сравнений!
Затем гости поднялись всей толпой и стали прощаться… Закричали их аисты33, завыли драконы – и сразу все разлетелись в разные стороны.
Даос велел поставить дорогую кровать и накрыть ее парчовой постелью, приготовив Вану для почивания.
Когда Ван впервые увидел красавицу, у него сразу взволновалась вся душа. Теперь же, когда он услышал ее музыку, его мысли и чувства всколыхнулись с особенной силой. Ему представилось, что с таким талантом, как у него, заполучить, как говорится, «синее и пурпуровое» будет не труднее, чем подобрать травинку34, а коль скоро он станет богат и знатен, то можно ли представить себе что-нибудь такое, чего он захотел бы достать и не получил?
И в один миг сотни мысленных картин пронеслись в хаотическом беспорядке, словно кучи пырея или пучки конопли…
Даос, по-видимому, уже знал это.
– Слушай, – сказал он Вану, – ты в своем предыдущем рождении был моим товарищем по даосскому учению, но потом за неверность мыслей и настроений был свергнут в мир праха и всяческих тенет. Я вовсе не чураюсь тебя и искренне хотел бы вытащить тебя из злостной гущи мира… Однако я не ожидал, что твое заблуждение, твоя омраченность оказались такими глубокими, такими мутными, как тяжелый сон, от которого невозможно пробудить человека. Придется сейчас же проводить тебя в путь… Нельзя, конечно, утверждать, что не настанет время, когда мы увидимся еще раз, но, для того чтобы тебе стать блаженным в небесах, придется ждать еще целую вечность!
С этими словами он
