style="font-size:15px;"> – Любо! Любо, батька! Ермил правду вывалил!
– Надвинь, братцы, шапки по уши! А то «сымать», ишь ты!
Воевода откашлялся и начал читать. Но начала послания за гамом из-за шапок никто не слыхал, а когда гам поулегся, то хлыновцы услыхали.
– «Вы, – читал воевода, – токмо именуетесь христианами, творите же точию дела злыя: обидите святую соборную апостольскую церковь, русскую митрополию, разоряете церковные законы, грубите своему государю, великому князю»…
– Какой он нам государь! – раздались голоса.
– Какое мы чиним ему грубство!.. Мы его и знать-то не хотим!
Вече волновалось. Радикал Микита грозил кому-то своим огромным кулаком. Поп Ермил посылал кому-то в пространство кукиш.
Воевода читал: «Пристаете к его недругам, соединяетесь с погаными, воюете его отчину, губите христиан убийством, полоном и грабежом, разоряете церкви, похищаете из них кузнь[7], книги и свечи, да еще и челом не бьете государю за свою грубость».
Далее в своем послании Геронтий грозил, что прикажет их священникам «затворить все церкви и выйти прочь из вятской земли». Мало того, «он на всю вятскую землю шлет проклятие».
– Наплевать на ево проклятие! – бесновалось вече.
– Его проклятие у нас на вороту не виснет!
– Долгогривый пес на солнушко брешет, а ветер его брехню носит.
Воевода развернул другое послание митрополита, к духовенству всей вятской земли.
За неистовыми возгласами слышались только обрывки из послания.
– «Мы не знаем, как вас называть… Не знаем, от кого вы получили постановление и рукоположение…»
– Это не твое дело! Ты нам не указ! Почище тебя меня хиротонили! – как бы в ответ митрополиту орал поп Ермил.
– «Ваши духовныя дети, вятчане, – читал воевода, – не наблюдают церковных правил о браках, женятся, будучи в родстве и сватовстве, иные совокупляются четвертым, пятым, шестым и седьмым браком…»
– А хуть бы и десятым! Наши попы добрые!
– Наш поп Ермилушка и вокруг ракитова куста обведет…
– Што ж, и поведу, с благословением! Кто Адама и Еву венчал? Ракитов куст в раю, знать…
– Ай да Ермил! Вот так загнул! В раю, слышь, ракитов куст…
Воевода поднял свиток кверху и потряс им над головой.
– Слушайте конец, господо вечники! – крикнул он. – «Аще вы, зовущиеся священниками и игуменами, попами, диаконами и черноризцами, не познаете своего святителя, то я наложу на вас тягость церковную…»
– Ишь ты, «аще»! Мы не боимся твоего «аща»…
Долго еще бурлило вече, но кто-то крикнул:
– Ко щам, братцы!
– Ко щам! Ко щам! «Ко щам с грибам!»
И вече разошлось.
VI. В тереме у Софьи Палеолог
В Москве, во дворце великого князя Ивана Васильевича, на половине его супруги, Софьи Фоминишны,
Кузнь – кованая церковная утварь.
