на соседний двор.
– Я грушу хочу, – бубнил он, перекидывая ногу через колючую сетку. Закинутые на забор тряпки попадали в траву. Казалось, что еще немного и неустойчивая конструкция попросту рухнет.
От дурноты голова закружилась.
– Какую еще грушу, олух? – поджав губы, прорычала я.
– Соседскую. У них полное ведро. А я из—за тебя, вообще фруктов не нюхаю.
– Я тебе сейчас так понюхаю…
Убедившись, что нас никто не видит, я подбежала к брату и схватила его за ногу.
– Слезай, – приказала я сквозь зубы. – Сейчас же.
Мои пальцы вонзились в его тонкую щиколотку.
– Пусти, Зося, – сморщившись в лице, потребовал он. – Никто пропажи не заметит.
– Или ты спускаешься… или гореть твоей заднице от дедовского ремня.
– Ну, сестричка, пожалуйста!
Я сделала строжайшее лицо и принялась считать:
– Раз, два…
Мальчишка опечалено вздохнул.
– Ладно, ладно. Только отпусти. Я сам слезу.
Я отпустила его ногу, задрала голову к небу и протяжно выдохнула. И за что он мне?
Пашка лихо спрыгнул на землю, только вот на землю соседскую. Белобрысая шевелюра козликом поскакала по огороду.
– Пашка! – взвизгнула я и припала лицом к забору. – Вернись!
Пятилетнее подобие на человека бесстрашно прополз в чужой сад, нырнул в зеленое ведро и достал спелую грушу.
– Опля!
– Паша, назад, – вполголоса позвала я, в страхе что его заметят, но братец, почувствовав себя первоклассным воришкой не спешил возвращаться.
– Злата—вата, гуталин. На носу горячий блин, – пританцовывал идиот с набитым ртом.
Стыд и страх сковали меня. Отвернувшись, я стала молиться, чтобы хулиган вернулся незамеченным. А главное, чтобы дед этого не видел. Отчасти я была виновата в том, что происходит.
– Ай! Ой!
– Попался!
Когда за спиной послышался посторонний голос, мое сердце дрогнуло. Сглотнув, я обернулась.
– Пусти, – корчился от боли Пашка.
Парень, державший братца за ухо, не щадил сорванца. Извиваясь, Пашка на цыпочках водил хороводы вокруг соседа.
– Пустить? – усмехнулся парень, а потом отвесил ему смачного пенка. – Ты хоть знаешь, что за воровство бывает? А, матрос?
– Всего лишь груша. Жалко, что ли?
По всей видимости, Пашка не понимал всю мерзость своего поступка и не стеснялся дерзить.
– Тебя мне жалко, матрос, – посмеялся парень. – Груши, ведь, немытые.
– Фигасе! И что мне теперь будет?
Поправив кепку козырьком назад, парень задумался.
– Хм. По—разному бывает. Иногда, черви в животе заводятся. Иногда, поросячий хвостик вырастает, – он запнулся. – Спорим на щелбан,
