печать несчастной жизни. Никаких профессиональных воровских признаков в юноше я не обнаружил.
Неловким движением он запустил в ридикюль руку, вынул кошелек и уже было направился прочь.
– Стой, братец, – говорю и от души улыбаюсь. – Что нашел – чур, на двоих.
Страшно смутился юноша, залился краской, мямлит:
– Простите, Господа ради…
– Просить прощения у закона будешь! – И обращаюсь к барышне: – У вас, сударыня, из ридикюля ничего не пропадало?
– Ах, и впрямь развязался… Откуда у вас, молодой человек, мой кошелек?
– Этот молодой, симпатичный на вид человек – воришка. Он похитил кошелек. Пройдемте в участок, это недалеко, в Глухаревом переулке. Там составим протокол, вы будете свидетельницей, а кошелек вам вернем.
Барышня замахала руками:
– Какой такой участок! В этом кошельке лишь какие-то копейки. – С укоризной посмотрела на юношу:
– У вас, молодой человек, такое хорошее лицо, а вы… Неужели не стыдно?
Заплакал мой пленник:
– Простите, крайняя нужда толкнула… Вижу, сумка открыта, и я… того.
Я схватил за ворот воришку и цыкнул на него:
– Работать надо, тогда нужды не будет по сумкам лазить. Сейчас городовой тебя в участок сведет.
– Мать у меня больная, кушать ей нечего. Ради нее…
– А теперь тебя в тюрьму посадят, так ей легче будет? Хватит канючить. Эй, городовой!
Вдруг барышня, которая сама вот-вот расплачется, лезет в карман, достает рубль, протягивает его юноше:
– Возьмите, пожалуйста, молодой человек, купите маме покушать.
Тот, несмело поглядывая на меня, взял рубль:
– Благодарю вас, сударыня, я при первой возможности верну.
Вспылил я:
– Да что же вы комедию тут разыгрываете: один несчастный, другая – добрая фея, а я – беспощадный злодей. Так, что ли?
Кругом народ толпится, молодого человека тоже жалеют.
Барышня предлагает мне:
– Давайте сходим к молодому человеку домой, убедимся, что он правду говорит. Если не соврал, так и отпустим его. Для первого раза.
Спрашиваю:
– Ты, похититель чужого добра, где живешь?
– Рядом совсем, в Большом Головином переулке! Ходьбы – всего ничего… Это в доме купчихи Глушковой.
Барышня обрадовалась:
– Все сразу прояснится! Я в туберкулезной лечебнице Эрлангера фельдшерицей служу, это на Большой Якиманке. Зовут меня Екатериной Ниловой. Может, помощь какую больной окажу.
Мы направились в Большой Головин переулок, а за нами шествовала толпа любопытных.
Глухо зашумев, пробежал по верхушкам деревьев ночной ветерок. Над лампами кружились и, сгорая, падали ночные мошки. Крепче запахло прелой хвоей и грибами.
Конец
