не город, спится хорошо. Жизнь тут идет в естественном ритме, как ей и подобает.
– Никакого подозрительного шума? Ничего необычного? Ничто вас среди ночи не разбудило? Постарайтесь вспомнить.
– Я уже об этом думал. Если бы что-то было, я бы вам сказал. В таком месте, как это, всегда присутствуют какие-то шумы: лошади топчутся в боксах, деревья в лесу скрипят. Тут же лес близко, значит, тишины не бывает. Часто лают Сиско и Энцо.
– Собаки, – сказала Циглер. – А какой породы?
– Кане корсо.
– Что-то их не видно. Где они?
– Мы их привязали.
Две собаки и система сигнализации.
Два человека на территории.
Сколько весит конь? Сервас вспомнил, что говорила Циглер: больше ста килограммов. Не может быть, чтобы те, кто сюда явился, пришли и ушли пешком. Как же им удалось убить коня, обезглавить его, погрузить на машину и незаметно увезти, при этом не разбудив ни обитателей центра, ни собак? Да и сигнализация не сработала… Сервас ничего не понимал. Ни собаки, ни люди в конном центре никак не среагировали, да и охранники на станции тоже. Но такого не могло быть.
Он повернулся к Циглер, но обратился не к ней, а к Маршану:
– Можно попросить ветеринара взять у собак кровь на анализ? Той ночью они были на воле или привязаны?
– Они всегда на улице, но на длинной цепи. Никто не может пройти к боксам, миновав их клыки. Лай обязательно разбудил бы меня. Вы думаете, им тоже что-то дали, чтобы уснули? Это меня удивляет. Утром они проснулись в совершенно нормальном состоянии.
– Это подтвердит токсикологический анализ, – отозвался Сервас.
Теперь он задался другим вопросом. Почему усыпили коня, а не собак?
Кабинет Маршана оказался маленькой комнатой, заставленной этажерками со спортивными трофеями и зажатой между седельной и конюшней. Окно выходило на лес и покрытые снегом луга, разделенные сетью барьеров, палисадов, а также полосами живой изгороди. В кабинете имелись ноутбук, лампа и беспорядочное нагромождение счетов, папок с документами и книг о лошадях.
В предшествующие полчаса Сервас и Циглер обошли центр и обследовали бокс Свободного, где уже вовсю трудились техники. Дверь бокса была взломана, на полу виднелось много крови. Очевидно, Свободного лишили головы прямо здесь, скорее всего, пилой, предварительно усыпив.
Сервас обратился к конюху:
– Вы ничего не слышали прошлой ночью?
– Я спал, – ответил высокий старик.
Он давно не брился, и по возрасту, вероятно, ему уже следовало выйти на пенсию. Седая щетина торчала у него на подбородке и на впалых щеках, как колючки дикобраза.
– Ни малейшего шума? Ничего?
– В конюшне всегда полно шумов, – повторил он слова Маршана, однако его реплика вовсе не казалась заученной, как у двух охранников станции.
– Вы давно служите у месье Ломбара?
– Всегда. Сперва
