и совок и принялась подметать.
– И оставишь нас беззащитными перед Охотой?
Я с трудом подавила в себе желание схватить бабушку за плечи и встряхнуть, чтобы хоть немного наполнить ее разумом.
– Зимние дни миновали. С нами все будет хорошо.
К моему удивлению, Констанца топнула ножкой, как капризный ребенок:
– Ты что, не помнишь истории, дитя?
Честно говоря, я не помнила. Мы с Йозефом восхищались ужасными кровавыми легендами нашей бабушки о гоблинах, но именно к рассказам об Эрлькёниге я возвращалась снова и снова. Моя рука потянулась к кольцу, которое я носила на шнурке на шее. Серебряное кольцо в форме волка с глазами из драгоценных камней, одним синим, одним зеленым. Король гоблинов всегда был для меня не просто мифом – он был другом, любовником, мужчиной. Я отпустила кольцо и опустила руку.
– Это… призрачные всадники, – сказала я. – Наездники, которые мчатся галопом, ведя за собой смерть, катастрофу и гибель.
– Да, – кивнула Констанца. – Предвестники разрушения и гибели Древних законов. Ты разве не видишь, девочка? Знаки и чудеса?
Я стала смутно припоминать, что она рассказывала мне о Дикой Охоте. Там говорилось, что во главе скакал сам Эрлькёниг. Я нахмурилась, поскольку полагала, что он поднимается в верхний мир только в зимние дни. Или с дьявольским войском? Чтобы найти себе невесту? Однако девушке приходилось приносить жертву, чтобы оживить мир весной. Каждый год? Один раз в поколение? Какими на самом деле были Древние законы, поддерживавшие равновесие между мирами?
– Беттина? – вымолвила Констанца, и я испуганно воззрилась на бабушку. Ее темные глаза были прикованы к моему лицу, но я знала, что мыслями она очень далеко. – Ты видишь?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить свой скачущий разум, пытаясь ухватиться за настоящий момент.
– Вижу что?
– В углу, – каркнула она. – Оно смотрит на нас. Оно смотрит на тебя.
Я моргнула, не зная, кто из нас – моя бабушка или я – потеряли связь с миром. Я не могла уловить суть ее мыслей, не могла следовать за их ходом, не могла понять, кто из нас помешался: только Констанца или и я вместе с ней?
Я покачала головой и оглянулась.
– Я ничего не вижу.
– Потому что это твой выбор – не видеть, – упрямо возразила Констанца. – Раскрой глаза, Беттина.
Я нахмурилась. Констанца иногда называла меня по имени, Элизабет, но гораздо чаще я была просто девчонкой или дитем. Никогда она не называла меня Лизель и уж точно никогда Беттиной. Я с опаской поглядела на бабушку, не понимая, где она сейчас – со мной или в самом разгаре полета своей фантазии.
– Ну? – настаивала она.
Вздохнув, я снова обернулась. Как и прежде, угол пустовал, там не было ничего кроме пыли, грязи, соли и всякой всячины.
– Оно возле твоего плеча, – продолжала Констанца, указывая в направлении моего левого уха.
