дружбы, но не могла слушать, как ее родину будут постоянно сравнивать с Францией – и, конечно, в пользу последней.
Если она рассердится на кого-то, то сможет прийти сюда и накричаться в подушку.
Если ей надо будет подумать, она сможет побыть здесь одна.
Если ей будет нужно спрятаться…
«От кого я собираюсь прятаться?» – насмешливо спросила она себя.
Это не важно. Важно то, что эта чудесная маленькая комната – ее личное, священное место.
Матрас был удобный, подушка пышная и очень легкая. Рядом с камином она увидела узкую дверцу. Открыв ее, Гвинет поняла, что у нее есть даже собственная уборная. Восхитительно!
В общем, хорошо быть дома!
Гвинет бережно сняла свою дорожную одежду и сложила в сундук: комната была так мала, что в ней нельзя было оставлять разбросанные вещи. В ночной сорочке из мягкой шерсти молодой фрейлине было тепло и удобно. Она была совершенно без сил и все же, когда наконец легла в свою постель, очень уютную и теплую, долго не могла уснуть.
Она думала о лорде Роване.
Эти беспокойные мысли были прерваны стуком, который донесся со двора.
Гвинет мгновенно спрыгнула с кровати, словно обожглась. Ее вдруг охватил такой страх за королеву, что она, забыв в панике про обувь и платье, выскочила в коридор. А тем временем шум внизу нарастал. Она услышала нестройный хор скрипящих и визгливых звуков, а потом – голоса.
Вместе с другими обитателями дворца, которых разбудил этот шум, она помчалась вниз, где были комнаты Марии. Дверь в зал по-прежнему была распахнута. Гвинет, фрейлины и охранники вбежали туда и увидели, что королева не спит. Она стояла у одного из окон и смотрела вниз.
– Все в порядке, – успокоила их королева, подняв руку в знак приветствия, и улыбнулась тем, кто, едва не сбивая друг друга с ног, так быстро мчались в ее спальню. – Это серенада в мою честь: мои подданные приветствуют меня! Слушайте! – весело воскликнула она. Мария была бледна и очень устала, но все же продолжала приветливо улыбаться.
– О боже! – воскликнул по-французски Пьер де Брантом, один из французов, входивших в свиту Марии. – Это не серенада. Это вопль тысячи кошек, на которых кто-то наступил. – Он нахмурился и взмахнул рукой, выражая таким образом свое недовольство.
– Это волынки, – сердито заметила Гвинет. – Если вы прислушаетесь, то поймете, что звук у них красивый.
– Я уже слышал их раньше, – обиделся Брантом. Сощурив глаза, он недовольно посмотрел на Гвинет, словно напоминая молодой фрейлине, что страна, где она выросла, с его точки зрения, – непросвещенная, глухая провинция.
– В их звуке есть своя прелесть. И Мария, королева шотландцев, несомненно, чувствует ее, – заверила его Гвинет. Она никак не могла понять, какое место занимает Пьер де Брантом при королеве, хотя сам он считал себя дипломатом и придворным. Гвинет он был не по душе: на ее взгляд, он чересчур саркастично обо всем отзывался. Но он действительно
