снова выпил в одиночестве, звякнул пустым стаканом о тарелку на столе и, слегка заплетающимся языком, продолжил:
– Мы вчетвером отстреливались тогда, прикрывая отход наших. Вскоре все погибли, а я один остался. Я не смог оставить тела убитых ребят и сам уже раненый в плечо, защищал их, ожидая подмоги. Духи, гады, поняли, что я один и не стреляли, лишь показывались на мгновение из-за камней и снова прятались, живым меня взять хотели, ждали, когда у меня кончатся патроны. Я это понял и перестал стрелять, подпуская их поближе, хотя оставалось ещё полрожка. Вдруг вижу, крадутся ко мне. Я только прицелился, смотрю, и с другой стороны ползут, и у них я как на ладони. Всё, думаю, если пульну, хана мне. Мог я тогда прекратить все сегодняшние муки, мог! А вот бросил автомат и руки поднял.
Юрий молча слушал, тяжело глядя в пол, взял одиноко стоящий стакан и одним махом осушил его. Поморщился от явно не по-русски сделанной водки, медленно закурил и после минутного молчания произнёс:
– Вот что, Андрей, я знал, что ты мне расскажешь всё, как было, знал, и вот что я тебе скажу. Сначала, когда тебя не нашли ни среди живых, ни среди мёртвых, я проклинал нашу дружбу, проклинал тебя и себя за то, что считал тебя своим другом. Позже на дембеле, когда ещё долго горела душа после Афгана, я старался не вспоминать о тебе и надеялся, что ты подох уже где-нибудь вместе со своими новыми хозяевами. Потом, когда пришло твоё первое письмо, я был в бешенстве и порвал его, не читая. Когда ты пригласил меня к себе, я решил посмотреть, на что это ты променял нас с ребятами. А сейчас вот ты знаешь, – он постучал кулаком себе в грудь, – нет ничего. Мне жаль тебя. Я побуду здесь денёк – и всё, домой. А у тебя нет дома, не сможешь ты туда. Там мать твоя лежит, я прихожу к ней на могилку, присматриваю. Никто за ней не ухаживает. Ведь ты один у неё был.
Андрей закрыл лицо руками, лишь слышны были его слабый стон и всхлипывания:
– Ах, Юрка, Юрка, какой же я дурак! Что же я наделал тогда! С каким бы удовольствием я сейчас променял бы всё это, что бы хоть раз …
– Ну, хватит! – Юрий порывисто встал и быстрым шагом подошёл к большому окну, за которым уже стояла кромешная тьма. – Если бы тебе было на самом деле невтерпёж, давно бы купил билет, да сдался первому же менту в Шереметьево. Развесил нюни…
– Не могу. Сколько раз порывался, а не смог.
– Скажи лучше, не мог бросить машину свою шикарную, виллу эту двухэтажную, дороги чистые, да магазины барахлом набитые. – Он резко повернулся и, вперив в Андрея тяжёлый взгляд, продолжил, – Хотел бы вернуться – вернулся бы. Давно уже отсидел бы своё, да жил бы сейчас как человек с чистой совестью, а так… что за жизнь.
– Прости меня, Юрок, прости. Не простишь ты – не смогу я принять прощение чужих людей, даже если и отбуду любое наказание. – Андрей сидел с опущенной головой, не в силах встретиться взглядом со своим судьёй.
– Простить тебя? Бог тебя простит. У Него прощения проси. А вот насчёт наказания… – Юрий, хрустнув суставами пальцев, сжал
