было, небось, лет триста назад! Ни тебе паспортов, ни виз. Хошь – ты ко мне едешь, хошь – я к тебе, хошь – езжай куда, хошь – плыви! А тут собирался к тебе чуть ли не полгода. Нагородили границ, таможен …
– Юрка, а может, останешься здесь, и ехать ни куда не надо, а? Что тебе там делать без работы, без семьи в этой неразберихе вашей. В России по нескольку раз за век случаются революции. А у нас была только одна, зато теперь живём тут спокойно и сыто. Ты устроишься здесь на работу, купишь дом, машину. Я помогу тебе. Заживёшь как человек, а? – захмелевший уже Андрей с надеждой заглянул другу в глаза.
Едва различимые во мраке наступившей ночи черты лица Юрия были напряжены. Он не видящим взглядом смотрел на отбрасываемую взошедшим месяцем мерцающую в течении реки белую дорожку и, тяжело вздохнув, ответил:
– Нет, Тюбик, ты никогда не вернёшься домой, как бы ты не ныл. «У вас… у нас…» Ты стал американцем, и это – твоя большая проблема. Думаешь, мне не хочется жить в достатке спокойно и счастливо? А вот прирос я там, понимаешь, не знаю чем, а вот прирос и всё. Душой, наверное. И пусть там плохо сейчас, грязно и работы нет, но я хочу, что бы там было хорошо и верю, что день этот придёт. А ты не хочешь и не веришь. Вот в чём между нами разница. Спасибо тебе, конечно, за приглашение, но я не останусь. Давай наливай ещё по одной.
– За что выпьем?
– А! – Юрий небрежно, словно отмахиваясь от какой-то назойливой обязанности, сказал, – за рыбалку, за островок твой любимый, за лодку эту твою, за дружбу нашу и вообще за исполнение всех желаний!
На небе одна за другой зажигались звёзды, к лёгкому плёсу маленьких волн иногда прибавлялось бутылочное бульканье и уже изрядно захмелевшие друзья, под Андрюхину гитару вполголоса пели песни своей молодости, слегка раскачивая лодку.
Булькнула упавшая за борт уже третья пустая бутылка, пения сменились не складным и не ритмичным мычанием, разговоры друзей перешли в заключительную фазу на манер «Ты меня что, не уважаешь?», «Да ты чё, я же тебя просто люблю!» Вот уже остался один что-то бурчащий голос, но вскоре стихли и эти не членораздельные бормотания.
Под чёрным звёздным небом густой калифорнийской ночи ни мягкий плёс воды, ни нежное шуршание листьев на слабом ветру, ни редкие крики ночных птиц не могли соперничать с крепким раскатистым храпом уснувших в пьяном угаре друзей.
Потоку воды нужны тысячелетия для обтачивания камня, столетия для прокладывания нового русла, годы для вымывания грунта и ослабления фундамента, но и за несколько часов своего постоянного воздействия разрушительная мощь воды способна нанести большой ущерб природе и человеку, пусть не лучшей, но всё же части её.
Торчащий в мокрой глине колышек слегка склонился под упором постоянного усилия натянутой верёвки, он постоял ещё несколько секунд, пытаясь удержать доверенную ему лодку. Но неумолимая сила реки вырвала его из мокрого грунта, и колышек, влекомый её течением, тихо отдался на волю стихии вместе с плывущей кормой вперёд лодкой с храпящими на всю округу
