оплачивать ему обучение. Он в свое время тоже почему-то хотел учиться на юридическом или на экономическом одновременно с медицинским, но тогда в СССР это нельзя было. Вообще многое было нельзя, сплошные запреты, бросил на ходу отец.
И вообще тогда, давно, когда мама заболела, денег на ее лечение все-таки не хватало и мамина подруга тетя Римма говорила ей (Мишаня случайно услышал): «То, что гарантирует Вадим, недостаточно. А между прочим, я по своим каналам знаю, что у тебя существует отец, который в бытность твою совсем маленькой отсидел 2 года как диссидент. Я даже знаю, как его найти. Может быть, он теперь при деньгах, ведь многие диссиденты вовремя перекрасились в демократов и теперь распиливают страну по кусочкам. А если даже ему в этом плане не повезло, все равно прижмем его к стенке, ведь он твой отец. Достанет деньги хоть из-под земли, как миленький! Верь мне, Татьяна, я людей вообще не глядя интуичу, мне кажется, что мы возьмем его за жабры».
В течение месяца Римма выполнила свое обещание, и в больничной палате появился высокий солидный еврей Григорий Исаакович с окладистой помпезной бородой. Он был одет в старый джинсовый костюм кооперативного индпошива со множеством карманов. КарманОв, как послышалось Мишане. В карманАх действительно были спрятаны деньги. «Танюша, – припал он к маминой руке, когда ее везли на каталке в больничном коридоре на очередную порцию рентгеновского облучения. – Я буду молиться за тебя, дочь». «Брянский волк тебе дочь», – беззлобно прошептала про себя Таня. А отца насмешливо спросила:
– И какому богу будете молиться, таки я интересуюсь знать?
– Господу нашему Иисусу Христу. Во единой Троице славимому. Я православный, Танюша. Я крестился 4 года назад. Скоро меня поставят директором православной школы в Питере. А что ты хочешь, евреи оптимисты. Это вы, русские, не можете адекватно распорядиться данным вам историческим наследием, верой предков. Православие вас разделило, а не соединило.
– Вас-нас! Вас-нас! Именно разделили вас и нас! И все разделило, все, вообще! Я прошу вас за меня не молиться, Григорий Исаакович! – сурово и недобро ответила Таня, встретившись потом с ним взглядом в палате. Ее сознание не принимало понятие «отец» и того, что она наполовину еврейка. И того, что у нее злокачественный процесс в организме. Генерал Смирнов издавал на серой бумаге теоретические брошюрки, где подробно осуждалось как православие, так и иудаизм. Приводилось множество аргументов против. Сам Смирнов тяготел к суфизму. На тему суфизм брошюры выпускались пачками. Суфиями интересовался вроде бы даже Достоевский. Ну, так сам же Достоевский говорил, что слишком широк русский человек, хорошо бы его сузить. Григорий Исаакович был в этом смысле все-таки не совсем русским человеком – он мог и сужаться при желании:
– Хорошо, детка моя. Молитва – это не только коллективное, но и личное, интимное дело каждого верующего. Вместо молитвы буду тут в коридоре заниматься самосовершенствованием.
