сверкнули. За свои тридцать шесть лет он слышал самые разные фразы, выражавшие уважение к нему, но ни в словах, ни в поведении этой девушки уважения или хотя бы даже просто почтения не было. Все ее поведение указывало только на подавляемый гнев. Да как она смеет?!
– Погладь лошадь, – шелковым голосом повторил Калик.
Элени сдалась. Подойдя к Набату, который тут же успокоился и стал пофыркивать, тычась ей в ладонь в поисках сахара. Его теплого дыхания и прикосновений бархатных губ было достаточно, чтобы Элени на миг забыла, где она и с кем.
– Нет, нет, – рассмеялась она. – Сегодня для тебя у меня нет никакого лакомства, мой хороший.
Набат качнул головой, отказываясь верить своим ушам. Тут Элени уловила резкий свист и вспомнила про принца. Подняв глаза, она встретилась с его взглядом. Он смотрел на нее, как удав на кролика.
– Кто ты? – медленно спросил он.
– Меня зовут Элени.
Он нетерпеливо качнул головой:
– Мне все равно, как тебя звать. – Продолжая смотреть в ее неправдоподобно красивые, сбивающие с нужных мыслей глаза, Калик понизил голос: – Я хочу знать, почему ты так отлично ладишь с этим жеребцом.
– Потому что… Сердце у нее упало. Какой же наивной дурочкой она была, если намеревалась незамеченной пробраться на королевские конюшни, а затем попробовать устроиться на них работать, чтобы быть поближе к своему любимцу! Должно быть, в гневе этот мужчина не просто опасен, а по-настоящему страшен. Может, не стоит рисковать и сказать ему все как есть?
– Потому что я ухаживала за ним с тех пор, как он появился в нашей конюшне, – тихим, но отчетливым голосом произнесла Элени. – Набат был еще маленьким жеребенком, но уже тогда познал грубое обращение.
– Набат?
– Так его зовут. Это имя означает «сладость» – когда вы крошите кусочки желтого сахара в ярмарочный день. Он откликается только на это имя, – с нажимом добавила она.
– Продолжай, – сказал Калик, и его голос прозвучал на удивление по-доброму.
– Я ухаживала за ним, баловала его лакомствами. Я была первой, кто сел на него без седла. – При воспоминании, как они с Набатом проделали круг по двору, на душе у Элени потеплело. – Я также была первой, кто оседлал его. – Голос ее дрогнул. – Сначала ему это не понравилось. Как и любому чистокровному арабскому скакуну, наверное. Но постепенно он привыкал к нему, и я… я… – Голос Элени сорвался. – Я люблю его, – прошептала она, чувствуя, как боль сжала ей сердце, и не чувствуя, как по ее щеке потекла первая слеза.
Но Калик это заметил и на секунду даже растерялся. Еще никогда ни один слуга не осмеливался выказывать в его присутствии свои чувства.
– Вытри глаза, – грубо велел он, заставляя себя не думать о том, что от слез ее зеленые глаза засверкали, как драгоценные камни. – И ответь на мой вопрос.
– Но я только что ответила вам, – слабо возразила Элени, поспешно
