не удался, – приказал Джасим, свободно откинувшись на стул с самоуверенным видом мужчины, ожидающего развлечения.
Элинор напряглась, нервы ее натянулись, словно канаты, жилка бешено запульсировала где-то в ямочке под шеей.
– Это неудобно, сэр.
Черные ресницы удивленно взмыли вверх.
– Я здесь решаю, что удобно, а что нет, – бросил он. – Говорите.
На мгновение Элинор подивилась приказу, отданному командным тоном человека, привыкшего к беспрекословному повиновению. К ее облегчению, Захра защебетала что-то, избавив ее от необходимости отвечать.
– Вы можете объяснить мне это позже, – проговорил Джасим. – Я иду на конюшню с вами и Захрой.
Эта перспектива не обрадовала Элинор, она мельком взглянула на него и похолодела, заметив жадный блеск в его глазах. Аппетит тут же пропал, желудок съежился. Пристальный взгляд мог означать, что он находит ее привлекательной, но она не могла поверить в то, что Джасим питает к ней личную симпатию, и отругала себя за разыгравшееся воображение. Возможно, он гораздо больше, чем она думала, похож на своего брата и всего лишь пытается сгладить неприятный инцидент прошлой ночи.
Ахмед усадил Захру в детское кресло на заднем сиденье сверкающего черного «рейнджровера». Элинор села на место пассажира, глядя на то, как Джасим обходит капот машины. Она встретилась с ним глазами через лобовое стекло и тут же ощутила свое собственное тело. Грудь в бюстгальтере напряглась, мышцы лона сжались, заставив ее беспокойно заерзать. Девушка испытала настоящий шок, она понятия не имела, что влечение к мужчине может выражаться на чисто физиологическом уровне. Она словно кросс пробежала. Щеки ее залила краска стыда. Рука Джасима со смуглыми длинными пальцами нажала на ручной тормоз, и мотор заурчал.
– Вы любите лошадей? – осведомился Джасим.
– С детства с ума по ним схожу, – с печальным смехом призналась Элинор. – Я начала брать уроки верховой езды в возрасте Захры. Соседи держали конюшню, я постоянно бегала к ним и помогала там после школы.
– У вас была своя лошадь?
Элинор сразу погрустнела:
– Да, с девяти до четырнадцати лет. Потом мой отец продал ее. Он думал, что я провожу слишком много времени со Звездочкой, и это мешает моей учебе…
– Вы наверняка были очень расстроены.
– Я пребывала в отчаянии. – Элинор замолчала, не в силах выразить словами чувство невосполнимой потери, которое она тогда испытала. Отец не счел нужным сообщить ей о своих намерениях, и она даже не успела попрощаться с любимой лошадью. К тому же Звездочка была последним связующим звеном между ней и покойной матерью, ее единственным настоящим другом, память о которой помогла ей пройти через несладкие подростковые годы. – Но лошадь была еще молодой, и я уверена, что она попала к какой-нибудь другой девочке, где ее снова полюбили.
– Похоже, ваш отец – человек очень строгих правил, – заметил Джасим,
