решать проблемы по мере их возникновения.
Он кивнул:
– Я очень надеюсь увидеть… место, где родился.
В его голосе слышалось колебание. Когда серафимы истребили их племя, Зири был ребенком, и его память не сохранила воспоминаний до Лораменди.
– Это твой дом, – сказала Кэроу. – По крайней мере, при мне можешь называть его так.
– А ты помнишь?
Она кивнула:
– Помню пещеры. Лица хуже. Родителей почти нет.
Признаваться в этом было тяжело. Когда все произошло, Зири был малышом, но ей-то исполнилось семь, и никого больше, кто мог бы помнить, не осталось. Род Кирин существовал ровно до тех пор, пока она сохраняла его в своей памяти. Они уже почти ушли. Сознание дернула острая боль. Неужели она забыла и лицо Зири? Все забивали воспоминания о яме, ставшей могилой его телу. Грязь на его ресницах, ее последний, прощальный взгляд в его карие глаза, прежде чем она закрыла ему веки. Сорванные мозоли на руках саднили до сих пор, так отчаянно она копала могилу, и, ощущая эту боль, она всякий раз видела его лицо, искаженное гримасой смерти. И знала: скоро оно утратит четкость. Она должна нарисовать его – живого, – пока еще может. Нарисовать – и спрятать. Он умел читать между строк, а давать ему надежду было жестоко. Да и не в надежде он нуждался.
– Покажешь мне там все, когда… если мы там окажемся? – спросил он.
– Если успею. Будет мало времени.
– Знаю. Надеюсь, будет хоть немного, чтобы побыть наедине.
Наедине? Кэроу напряглась. О чем он сейчас подумал?
Зири тоже напрягся, видя, как застывает ее лицо.
– Не наедине с тобой. Я имел в виду, что я бы не… но я вовсе не… Просто…
Он резко выдохнул:
– Я просто очень устал, Кэроу. Спрятаться от взглядов, не бояться, что ошибусь. Хоть ненадолго. В этом смысле.
О господи, какая же она эгоистка, что думает только о себе! Ведь давление на него так велико, так сокрушительно, а ее напрягает сама мысль о том, чтобы побыть с ним наедине! Она даже притвориться не может!
– Прости, – сказала она убито. – Прости за все.
– Не казнись. Пожалуйста. Я не говорю, что это легко, но дело того стоит.
Серьезная, искренняя манера держаться, совершенно не свойственная Волку. Тело принадлежало Тьяго, но теперь в нем проступало нечто… другое. Ох, Зири.
– Ради этого стоит постараться, – добавил он. – Нам обоим. Вдвоем.
Вдвоем.
Сердце Кэроу билось все сильнее. Если бы у нее оставалась хотя бы тень сомнения, этот момент истины уничтожил бы ее полностью. Ее сердце было половинкой другого «вдвоем»: греза, начавшаяся в другом теле, – и вопреки той лжи, которую она твердила самой себя месяцами, в этом теле ничего не изменилось.
Кэроу заставила себя улыбнуться: Зири ни в чем не виноват, и он заслуживает от нее большего. Однако она так и не смогла вынудить себя произнести это слово – «вдвоем».
Не
