такая, – пробормотал Ловкач. Даже он сам стал бояться этой маски, потому что больше не мог понять, кто же скрывается за ней. Отверженный? Мрачный предатель, вынужденный скрываться и носить маску из опасения когда-либо быть узнанным? Или мальчик по имени Гэвин, тот, который так отчаянно хотел быть правым, быть умным, что стал легкой жертвой для лучшего манипулятора из них всех?
«Который из них – ты сам?»
Он не знал. Он бродил по земле Тира более трех сотен лет, и иногда ему казалось, что он вовсе не один человек, а всего лишь совокупность персонажей, нескольких разных людей, проживающих каждый свою отдельную жизнь.
«Но кто из них ты нынешний? – набатом стучало у него в голове. – Каким человеком ты стал?»
Да, это был вопрос. Мальчишка, Гэвин, без сожалений оставил бы на этой скамье изуродованную женщину, которая сыграла свою роль и предоставила ему нужную информацию. Мужчина, Ловкач, мог бы выкрасть ее, но только чтобы добавить блеска своей славе, как он однажды выкрал несчастную сожительницу прямо из-под носа у Томаса Рейли.
Он сунул руку во внутренний карман своей рубашки и вытащил завернутый в ткань футляр. Внутри оказались несколько игл и приличное количество высококлассного морфия. Он не ожидал, что это может ему пригодиться, и взял футляр с собой просто на всякий случай. Теперь он развернул ткань и щелкнул пальцами перед лицом Майи.
– Послушай. – Он впихнул футляр ей в руку. – Это тебе. Спрячь их, спрячь как можно лучше.
Ее взгляд, ставший вдруг осмысленным, сосредоточился на иглах.
– Мне?
– Да. На всякий случай. – Он коснулся ее щеки, заставив поднять голову. – Это качественный продукт. Мощный, намного мощнее того, что ты получала от Святого отца. Если ты примешь все за раз, то не переживешь ночь.
Она решительно посмотрела на него, стиснув футляр в кулаке.
Ловкач на цыпочках отступил, оставив ее на скамье. Сперва он решил подняться и прикончить Святого отца за все его делишки, но потом понял, что не может; не исключено, что тот ему еще пригодится, но даже если и нет, все равно за ним уже стоит очередь из желающих, среди которых могут найтись чудовища и похуже. Нет, лучше просто исчезнуть, испариться, как он это делал всегда. И все же его переполняла ненависть к самому себе.
– Милостивый Боже, – прошептал он, зная, впрочем, что хотя его и окружают стены одного из старейших домов славы Господней в новом мире, он говорит с пустотой. Если когда-то в Тирлинге и был Бог, то он давно его покинул.
Жавель не мог оставаться на месте. Большую часть утра он метался перед окном, усеянным крошечными капельками. Холодный дождь поливал Демин уже вторую неделю, и немощеные улицы района Брин больше походили на болото, полное грязи. Зима пришла в мортийскую столицу на пару недель раньше, чем в Новый Лондон; Жавель был благодарен Галену за то, что тот велел взять теплую одежду. Иногда осторожность Галена раздражала – словно он слишком вжился в роль заботливой мамочки – но чаще – нет, потому что все его предосторожности обычно были не зря. Жавель привык доверять его инстинктам,
