чтобы не впускать в помещение проливной дождь и ветер, но Хэл первым делом обратила внимание не столько на холод, сколько на то, что церковь почти пуста. На скамьях вразброс сидело несколько человек. Хэл сначала решила, что те, кого она увидела еще из такси, – опоздавшие, торопящиеся присоединиться к остальным, но теперь поняла, что больше-то никого и нет.
На второй скамье спереди сидели три весьма пожилые женщины, подальше мужчина лет сорока, похожий на бухгалтера, а у входа, словно чтобы проще было улизнуть, если служба затянется, женщина в облачении патронажной сестры.
Хэл осмотрелась, пытаясь сообразить, куда лучше сесть. Существует какой-то особый похоронный этикет? Она попыталась вызвать в памяти панихиду по маме в брайтонском крематории, но вспомнить ей удалось только маленькую капеллу, забитую коллегами с пирса, соседями, благодарными клиентами, старыми друзьями, людьми, которых она даже не знала, но жизнь которых пересеклась с жизнью мамы. Они теснились сзади, вжимаясь в стену, чтобы дать место тем, кто приходил еще, и Хэл увидела, как Сэм, торговавший фиш-энд-чипс, уступил место пожилой соседке с Живописных вилл. Кто-то придержал для Хэл место впереди, но, в общем-то, она понятия не имела, по какому принципу они расселись и существует ли на похоронах какая-то иерархия.
Однако каковы бы ни были правила, несомненно, ранг незнакомого с усопшим скорбящего не мог быть высоким. И она села поближе к выходу, хотя и не столь явно, как бухгалтер и медсестра – на пару рядов впереди них, справа. По очкам еще ползли высыхающие капли дождя, и она сняла их, чтобы протереть, стараясь унять дрожь и прислушиваясь к шороху ног, стуку дождя по крыше, покашливанию женщин впереди.
У Хэл имелось всего два пальто – потертое кожаное она практически не снимала, а темный мамин макинтош был ей велик. Кожаное пальто, конечно, черное, но для похорон оно не годилось, и Хэл взяла макинтош. В поезде она не мерзла, но в какой-то момент продолжительной жизни пальто его водонепроницаемость приказала долго жить, и за короткую пробежку из такси ткань вся пропиталась влагой. Теперь она сидела в холодной церкви и чувствовала, как ей затекает за шиворот. Хэл посмотрела на посиневшие руки, лежавшие на коленях, и засунула их в карманы тонкого пальто, чтобы пальцы не тряслись от холода. В глубине одного кармана занемевшая рука нащупала что-то круглое и шершавое. Хэл вытащила комок из кармана и улыбнулась. Перчатки. Будто подарок от мамы.
Она как раз надевала их, когда невидимый органист издал первый громоподобный звук и двери церкви распахнулись, впустив порыв ветра, разметавший по нефу тонкие листы с богослужебными текстами. Первым шел священник, или викарий, Хэл не поняла, а за ним четыре человека в черных костюмах несли узкий темный деревянный гроб.
Мужчину сзади слева она узнала сразу, это был Тресвик. Он снял плащ, под которым оказались костюм и галстук. Ему досталось, так как он был ниже ростом трех других мужчин, и, чтобы гроб не перекосило, ему приходилось держать свой угол выше, чем, очевидно, было удобно.
Спереди справа шел лысеющий
