болезни и здравии.
Фиби еще глубже погрузилась в ванну. Холодная эмаль напомнила ей Маркуса. Жесткие изгибы спинки вызвали желание, чтобы Маркус сидел у нее за спиной, обнимая ее руками и ногами.
– Отвергая всех прочих. Навеки.
– Навеки – это лишь длинный отрезок времени, – предупредил ее Маркус.
– Отвергая всех прочих, – повторила Фиби, намеренно сделав упор на слове «всех».
– В этом у тебя сейчас нет полной уверенности. И не будет, пока ты не узнаешь меня кровь-в-кровь, – ответил Маркус.
Их редкие ссоры вспыхивали после подобных диалогов. Слова Маркуса намекали, что он потерял к ней доверие, а Фиби тут же принималась защищаться. Ссоры обычно гасились у Маркуса в постели, где оба старались как можно полнее удовлетворить друг друга. И хотя они не знали друг о друге всего, пока не знали, каждый успел накопить определенный объем знаний.
Однако сейчас Фиби находилась в Париже, а Маркус – в Оверни, а потому телесный контакт между ними был невозможен. Более мудрая и опытная женщина попросту сменила бы тему, но двадцатитрехлетняя Фиби находилась в раздраженном состоянии. К тому же ее тревожило то, что с ней случится в самом ближайшем будущем.
– Не знаю, с чего ты решил, будто это я передумаю, а не ты. – Фиби старалась, чтобы слова звучали легко и игриво, но, к ее ужасу, вместо игривости получался упрек. – И потом, я знаю тебя только вампиром. Другого опыта у меня нет. А вот ты влюбился в меня как в теплокровную.
– И буду дальше тебя любить. – Хорошо, что Маркус ответил быстро. – Моя любовь не изменится, даже если изменишься ты.
– Не исключено, что тебе станет противен мой вкус. Надо было бы еще прежде заставить тебя устроить мне проверку, – сказала Фиби, пытаясь затеять словесное сражение.
Возможно, Маркус и не любил ее настолько, насколько ему казалось. Рациональный ум Фиби знал: это чушь, а вот иррациональная часть, которая и управляла ею в данный момент, вовсе не была в этом убеждена.
– Я хочу, чтобы мы оба разделили этот опыт. Как равные. Я никогда не делился кровью с моей парой. И ты тоже. Для нас этот опыт будет первым. Совместным. – Голос Маркуса оставался мягким, но чувствовалось: сам он на грани отчаяния.
Слова Фиби затронули очень чувствительную точку в сознании Маркуса. Равенство всегда было предметом его глубочайшей заботы. Женщина или ребенок, просящие подаяние на улицах; шуточка с расистской начинкой, услышанная в метро; старик, переходящий улицу в толпе спешащей молодежи, чьи уши заткнуты наушниками, а внимание поглощено разговором по мобильнику, – все это вызывало у Маркуса негодование.
– Нам нужно было сбежать и тайком пожениться, – сказал Маркус. – Сделать все по-своему и не заморачиваться древними традициями и церемониями.
Но ведь они вместе приняли решение двигаться
