xmlns:fb="http://www.gribuser.ru/xml/fictionbook/2.0" xmlns:fo="http://www.w3.org/1999/XSL/Format" xlink:href="#n318" type="note">[318]. Однако сам секретарь губернской рабоче-крестьянской инспекции милиции, оценивая политическое состояние губернии, признавал, что отдельные царские офицеры, осевшие в таежных Балаганском и Нижнеудинском уездах и поддерживавшие связь с Иркутском, ввиду малочисленности, «никаких активных выступлений с оружием в руках не предпринимали, а старались завязывать связь с кулацкими элементами деревни, через которых проникали в широкую крестьянскую массу, будируя их против советской власти»[319].
Следовательно, чрезвычайной ситуации, требовавшей немедленного расстрела Колчака и Пепеляева, на 6 февраля 1920 г. не существовало, как бы потом «литературно» ни оправдывались Ширямов, Бурсак и Чудновский. А оправдываться им действительно приходилось. 13 февраля (день, когда в городе было снято военное положение)[320] в Иркутск прибыл представитель советской России (фамилия не установлена) вместе с 12 уполномоченными от центральной власти. Все они остались весьма недовольными скоропалительной казнью адмирала без санкции Москвы[321].
Судебного процесса ожидали и сами арестованные. 3 февраля с заявлением в адрес ЧСК обратился В.Н. Пепеляев. «Настоящим, совершенно сознательно, исключительно по своей инициативе и раз навсегда заявляю, что лично я не желаю своего освобождения, – писал он в одиночной камере. – Судьба послала мне тяжкое испытание в виде суда над моей деятельностью. Пусть это будет суд людей неодинаковых со мной взглядов, суд, пределы компетенции которого мне неизвестны, я решил его никак не избегать»[322]. Верховный правитель, выслушав постановление Иркутского ВРК № 27 о расстреле, по воспоминаниям И.Н. Бурсака, вскрикнул: «Как! Без суда?» Чудновский ответил: «Да, адмирал, так же как Вы и Ваши подручные расстреливали тысячи наших товарищей»[323].
Впрочем, дальнейшая судьба адмирала для местных большевиков предрешилась и без намечавшегося суда. 4 февраля С.Г. Чудновский представил в Ревком список из 18 человек, подлежащих немедленному расстрелу[324]. Что же касалось персонально Александра Васильевича, то еще в июле 1919 г. Совнарком по радио объявил о назначенной премии в 7 миллионов долларов за его убийство[325]. Активная переписка зампредседателя РВС Республики Э.М. Склянского[326] с членом РВС 5-й красной армии И.Н. Смирновым в конечном счете решила печальную участь русского адмирала[327].
Расстрел главных представителей свергнутой власти, казалось бы, на следственной деятельности ЧСК никак не отразился. В том же составе она продолжала допрашивать арестованных офицеров контрразведки и членов колчаковского правительства… И все же нельзя
ГАИО. Ф. Р-42. Оп. 1. Д. 146. Л. 30.
Сибирская правда. 1920. 14 февраля.
ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Д. 1. Л. 37.
Цит. по:
Последние дни колчаковщины: Сб. док. // Под ред. М.М. Константинова. М.; Л., 1927. С. 41.
Архив внешней политики России (АВП России). Ф. 324. Оп. 894. Д. 26. Л. 133 об.
Склянский Эфраим Маркович – в 1917 г. член Президиума ВЦИКа 2-го Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов; член Учредительного собрания от 5-го избирательного округа Северного фронта. В июле 1917 г. кандидат в члены ВЦИКа Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. В 1918 г. назначен зампредседателя РВС Республики.
