бы найти спасение от рабства наиболее дорогие его сердцу индейцы. По сути, маленькая ферма Пьомбино, расположенная возле деревни Ле Прешер, – это было все, что осталось от некогда богатой и огромной миссии. Осколок прежнего счастья…
И таки да, вулкан Монтань-Пеле действительно ожил в год разгрома Ордена. Давно уже уснувший, он теперь угрожающе урчал по ночам, испуская из-под камней струи белого пара, и от его сдерживаемой дрожи звенели чашки в буфете, а у домашних кошек вставала дыбом шерсть.
3
Был обычный день середины января 1788 года. Сбежав по ступенькам крыльца, я остановилась посреди двора, отыскивая взглядом Жасмину. Так и есть: по своему обыкновению, она сидела на каменной скамейке под навесом и кормила Жанно грудью, одновременно свободной рукой перебирая плоды гуявы в корзине. Я подскочила к ней, заглянула в лицо сынишке.
– Как он? Все хорошо?
– Отменный мальчик, мадам. Очень сильный!
Я погладила лобик малыша, поправила кружевную пеленку. У моего ребенка на ферме Пьомбино было все необходимое – и молоко, и уход, и ласка… да и само место это было очаровательное. Дом был невелик, но очень уютен и обжит, потому что прежде в нем располагалась гостиница миссии (над входом до сих пор сохранился барельеф в виде солнца со множеством лучей и с латинской надписью «Ad majorem Dei gloriam» – «К вящей славе Божией»), и Антонио не пришлось вносить в расположение комнат никаких изменений. Построенный из темного местного камня, дом был украшен водопадами цветущей глицинии, покрывавшей его стены так густо, что, собственно, их почти не было видно; сквозь фиолетовую массу ее цветов проглядывали малиновые огоньки герани, которая росла в горшках на подоконниках. Над печной трубой вился дым, а из кухни доносились запахи лепешек из маниоки и жареной козлятины – готовилась еда для прислуги.
– Время обеда, мадам, – многозначительно сказала Жасмина. – Да и фрукты пора отправить на конфитюр. Гуявы уже пустили сок.
– Я побуду с ребенком, – подхватила я ее мысль. – Ступай, он уже утолил голод.
Мне не удавалось избавиться от легкого чувства ревности к этой темнокожей женщине. Я с удовольствием забрала у нее сына, прижала к груди, нежно покачала, осыпая десятками поцелуев маленькое личико.
– Мой принц! Мой Жанно! Как же это удивительно – тебя не было, и вот ты есть, мой родной!
Малыш заливался смехом, хватал ручонками меня за разметавшиеся пряди волос. Я собиралась погулять с ним в саду и оглянулась в поисках бутылочки с водой, которую должна была где-то оставить Жасмина. В этот момент Антонио влетел во двор поместья на взмыленной лошади.
– Приветствую, Ритта! Я вернулся. Что до Луиджи, то его из Сен-Пьера нелегко вытащить!
Мои братья часто ездили в столицу острова, навещали там некую молодую вдову де Пикуаньи. Она держала игорный салон и, похоже, зарабатывала этим; Луиджи
