мне, братец. Как он будет без материнского присмотру-то?
– Положись на меня, я за Алешку животом отвечаю. Уж поверь, ни волосинки с головушки его упасть не дам.
Видя, что сестра все еще колеблется, князь решительно добавил:
– Право, Маруся, смешно. Я ей престол в дар подношу, а она противится. В общем, не послушаешь честью – скраду мальчонку. Дело-то государственное! Не ты ль говаривала, дескать, Руси честный государь надобен? Аль твой Иван Михалыч не таков?
Мария закрыла лицо ладонями и долго сидела так, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Наконец опустила руки и вздохнула. Может, она слепо верила брату, а может, искушение побороло страх в ее сердце, но она ответила:
– Будь по-твоему, братец.
– Ну, вот и ладушки, – обрадовался Буйносов. – Давай сбирай Алешку, а я за околицей, у Калужской дороги, подожду тебя.
В то утро Василий отправился с докладом к князю Пожарскому. Мальчонку оставлять было боязно, но дело есть дело, и, строго-настрого наказав Филимону не спускать с дитяти глаз, он пошел на Орбат.
Было холодно и пасмурно, ветер гнал над Москвой мрачные сизые тучи, а над куполами Троицкого подворья с карканьем кружилось воронье. Даже здесь, в сердце Руси, чувствовались разруха и запустение.
Миновав Житничную, Василий через Ризоположенские ворота покинул Кремль. Но едва перешел мост над Неглинкой, как из проезжающих мимо саней его окликнули:
– Здорово, служивый!
Оглянувшись, Василий увидел в санях человека лет сорока, в военном кафтане и накинутом на плечи тулупе. Маленькие хитрые глазки прищурены, кустистые черные брови почти срослись у переносицы. То был Савелий Ковров, доверенный человек князя Буйносова.
– Васька, никак ты? – радостно воскликнул он. – Куда путь держишь?
– На Орбат, – осторожно ответил парень. – А ты, мил человек, кто будешь?
– Вот те раз! Я ж Гришка Потапов, – назвался Савелий первым пришедшим в голову именем, – мы с тобой в ополчении в одном отряде служили. Аль запамятовал? Залазь, подвезу, до Орбата путь неблизкий.
Василий готов был поклясться, что никогда не встречал чернобрового незнакомца. Но тот его явно узнал, с чего бы? Движимый крестьянской пытливостью, он полез в сани. Уселся на обитое сукном сиденье и выжидательно взглянул на «Гришку», нисколько не сомневаясь, что вскоре во всем разберется.
– Трогай! – крикнул Савелий вознице и повернулся к Ваське: – Ну, сказывай, где ты, как ты.
«Тут надобно с осторожностью», – подумал парень, а вслух ответил:
– С Божьей помощью, служу помаленьку.
– Все так при князе Дмитрии Михалыче и состоишь?
– Твоя правда, при нем.
– А я тут к одному пристроился, так, веришь ли, живу – горя не ведаю. Хороший хозяин, тароватый[4]. Задание какое даст, сделаешь – что хошь проси у него. Вот у тебя есть заветное желание?
– Да, вроде, нету.
– Вот
