будет помнить, как чинить нам досады!
А Пьер сидел истуканом, слушая признания боярыни, мысли его лихорадочно метались:
«Дьявол разбери этих фантазеров из корпорации! Это ж надо такое удумать! А я-то, я-то хорош! Расслабился, решил, что самый умный и всех вокруг пальца обведу, дурак!»
Воротынский повелительно махнул рукой:
– Отдай, князь, Алешку боярыне, пущай едут с миром. А я стану через нее ответствовать, с бабы-то что за спрос.
Прижав сына к груди, Мария бросилась в сени.
«Два претендента долой!» – с ликованием подумал Шереметев, а вслух, притворно вздохнув, сказал:
– Эва, какие дела-то. Ведь и тебя, Иван Михалыч, и боярина Куракина Буйносов-то враз опорочил.
Воротынский промолчал, лишь желваки заходили на заросших бородой скулах.
– Надобно и нам уходить, а то вон, глядите, мальца мово вусмерть испужали. Ступай, Иван Михалыч, в крестовую палату, в спокойствии все обсудим.
Но Воротынский упрямо повел бычьей шеей.
– Нечем мне перед вами и Русью оправдаться, опозорил меня шурин. Одно скажу: о затее грешной я не ведал, но коли стал невольно ее причиною, то на державу ныне претендовать отказываюсь и на том крест целую. Будет ваша воля – сберегите все нонешнее в тайне, век не забуду. Эх, что ж за доля такая, второй раз Алешка мой поперек русской судьбинушки встает. Мало мне смерти князя Михаила[5], так теперь еще и это!
Склонив голову, он твердым шагом вышел, сопровождаемый земными поклонами челядинцев.
Глава 7
Молчать Пьеру надоело. Ох, как много он мог бы сказать, но физиология малыша не позволяла. К своеобразной старинной речи он уже привык и теперь решил разрабатывать горло и связки, чтобы как можно быстрее начать говорить складно и уверенно.
Каждый день, убедившись, что деревянная дверь плотно закрыта, Пьер тренировался. То ходил из угла в угол, произнося русские слова, то, водя тоненьким пальчиком по строчкам, читал вслух церковные книги, взятые в шкафчике. Поначалу это давалось непросто, но потихоньку он приспособился, и дело пошло быстрее. Голосок у Пьера был тоненький, высокий, как у девчонки, и всякий раз, открывая рот, он не переставал этому удивляться.
«Мне, пожалуй, впору называть себя мадемуазель».
В тот день после обеда Пьер, как обычно, ходил из угла в угол по скрипучим половицам, повторяя слова. Он уже мог вполне отчетливо говорить, но пока предпочитал скрывать свои успехи.
– Надобно стать цар-рем. Надобно стать цар-рем, – шептал он на ходу.
Буква «р» далась ему совсем недавно, и он наслаждался ею, словно и в самом деле был ребенком.
Царем, конечно, стать необходимо, иначе испытание будет провалено. Но как это сделать? Что еще нужно этим виртуальным русичам? Он им такое «чудо» с буквами сотворил, а толку?! Да, дворня смотрит на него с благоговением и опаской, Василий с Филимоном уверены, что он Божий посланец, и вроде бы даже Шереметев начинает верить… А остальные? Конечно, время
Имеется в виду князь Михаил Скопин-Шуйский, отравленный на пиру по случаю крестин Алексея Воротынского.
