что-то видел, что-то наблюдал, возможно, даже что-то понял, только он может сказать что-то серьезное. И тут промашки не должно быть. Хочешь не хочешь, а придется сразу взять верный тон, придется понравиться ему – если этого не произойдет, если я не налажу с ним контакт, он не только замкнется сейчас, но и в следующий раз может уклониться от встречи. Придется быть чертовски убедительным – он может оказаться зачерствевшим старым служакой или косящим под простачка неприметным типом себе на уме, в духе Швейка, в цель придется попадать с первого раза – однажды составив мнение о человеке, такие люди редко его меняют. Иначе – все, иначе никакая Гекуба мне не поможет.
Машина вдруг резко остановилась.
– Дальше не поеду, – сказал водитель.
– А что случилось? – спросил Вадим.
– Выходили б вы скорее, – сказал водитель, – не видите, какой район.
– А какой? – спросил Вадим.
Водитель без особого дружелюбия покосился на него.
– Приезжий, что ли?
– Ну, сюда, во всяком случае, с вами приехал.
– Какой, какой… Мертвый парк.
Вадим посмотрел в сторону мутно видневшегося впереди древесного массива.
– В смысле? Там что, мертвецы бродят?
– Не знаю я, кто там бродит, – сказал водитель, – а за парком точно кто угодно шляться может. И через парк не поеду – бог знает чего на дорогу подбросят – шину проколет, потом вылезай отсюда.
– А улица Стаханова где?
– Сразу за парком начинается. Там ему памятник стоит – увидите.
– Понятно, – сказал Вадим. – Так мне что, по дороге идти?
Водитель как-то странно посмотрел на него.
– Лучше по пешеходной дорожке идите, – сказал он. – Там даже кое-где фонари есть.
Вадим посмотрел в сторону парка.
– Правее, – сказал водитель. – Там, где тумба поваленная.
Рассчитавшись, Вадим вышел из машины.
За спиной поспешно взвизгнули тормоза разворачивавшегося автомобиля, послышался быстро удалявшийся рокот. Свернув с дороги, по осколкам битого кирпича через хрустевший под ногами засохший мусор он вышел на дорожку; между двумя изображавшими цветочные чаши гипсовыми тумбами, одна из которых и вправду была повалена, он вошел в парк.
Изгибающаяся дорожка уходила во мрак, отдаленный фонарь подсвечивал голые стволы и переплетение острых веток. Пройдя сотню шагов, он оглянулся – того разрыва между деревьями, через который он вошел, уже не было во тьме, впереди все так же тянулась дорожка. Стволы уходили вверх, в черноту, черные ветки были неподвижны, стояла абсолютная тишина. Беззвучно, временами слыша шорох ссыпающегося песка под ногами, он дошел до покосившегося облупленного фонаря; чуть склонившись над дорожкой, еле слышно потрескивая, он освещал белый
