отрапортовал:
– Слушаюсь, Лаврентий Павлович. Усилим бдительность. Найдем фашистских недобитков, слово коммуниста!
Тот помолчал, разглядывая, впиваясь иголками глаз из-под круглых очков.
– Главное – не допустить внештатных ситуаций. Стране необходим ваш груз.
Берия кивнул, прощаясь, и вслед за ним вся процессия двинулась внутрь стройплощадки по ухабистой дороге. Им навстречу спешила делегация – начальник строительства, бригадиры.
– Примем меры, – отрапортовал Арсений вслед удаляющейся шляпе.
– Вот такие наши дела, – Завенягин моргнул как-то в сторону, будто хотел зажмуриться и не открывать больше глаз.
Попрощались неловко, скомканно. Политическую тему больше не затрагивали. В просьбах Гакова – как обычно, нужды по снабжению, нехватка кадров, обеспечение продуктами и промтоварами, – Авраамий обещал дальнейшее содействие.
Вечером Арсений поехал к родной сестре, которую разыскал после детского дома в тридцать пятом году. Он получил пакет из спецмагазина на улице Грановского, успел зайти в ГУМ, купил подарки. Сестре Алевтине – духи «Красный мак», жене – ботиночки «румынки» с меховой оторочкой. Ребятам конфеты, игрушки.
Внизу лестницы, на выходе из магазина, спекулянтка дернула его за рукав, показала край картонной обертки – немецкие чулки со швом из тонкого телесного капрона. Нарисованы на упаковке стройные женские ноги, и перед глазами Гакова замелькали из-под юбки округлые икры и выше – изгиб округлых бедер, плечи, груди, темные соски виднеются сквозь полотно бюстгальтера. Торопливое, украденное счастье, с неотступным чувством вины, но от этого будто слаще, постыднее…
Гаков воровато сунул старухе купюру, чулки спрятал во внутренний карман плаща.
Сестра Алевтина собирала на стол. Хлопотала радостно, делилась новостями. Пришел из школы племянник Павлушка. За те полгода, что не виделись, парень вытянулся, возмужал, почти сравнялся ростом с Гаковым. Слегка потемнели светлые мальчишеские волосы, серьезно смотрели глаза, чуть приподнятые к вискам – дымчатые, зеленоватые, как у матери.
На спор подтягивались на турнике – железную трубу заделал в дверной косяк еще отец племянника, офицер-танкист, погибший на фронте. Впервые Павка вышел из состязания с чистой победой. Мать хвалила сдержанно, но видно было – гордится и учебными, и спортивными успехами сына. Показывала модель полярного самолета, которую парень собрал в кружке ДОСААФ.
Играли в шахматы, и тут уж Гаков разгромил пацана без всякой пощады. Спорт есть спорт.
За ужином смотрел, как румяный оголец уплетает картошку, думал: «Для вас, беззаботных светляков, строим мы дворцы и города, прокладываем лавы в толще земли, укрощаем энергию атома. Сомневаемся, но берем на себя ответственность за судьбы человеческие, не даем пощады врагам. Скажете ли спасибо? Поймете, простите ли своих грешных отцов?»
Договорились, что Павлик с матерью приедут на комбинат в начале марта. Сестра давно хотела взглянуть
