в порядок всей местной власти.
Еще там был бело-желтый двухэтажный особняк бывшего градоначальника Новинского, построенный в стиле ампир, с фронтоном, шестиколонным портиком и рельефными медальонами над окнами первого этажа. В доме помещались кабинеты нынешних властей предержащих, включая мэршу Марину Олеговну Наружкину, поэтому дом был как с иголочки. А из гипсовых вазонов по бокам парадного входа летом неизменно торчали либо розовые петуньи, либо красные герани.
Подъездной круг перед парадным фасадом особняка был заново выложен булыжником, правда, не так мастерски, как прежде: некоторые камни шатались, и в щелях между ними намертво застревали каблуки модниц. Дворовый же фасад выходил в старый запущенный сад, что покато спускался к Волге. Среди зарослей сирени виднелась круглая беседка с закопченными колоннами. Как ни холили и ни оберегали от вандалов свой закуток облагороженной среды начальники, у местной шпаны считалось особым шиком угостить своих барышень шашлыком, зажаренным в памятнике парковой архитектуры.
Особняк, естественно, выходил на центральную улицу, вдоль которой стояли более или менее опрятные, по большей части тоже двухэтажные дома, изредка перемежающиеся новоделом в виде коттеджей со спутниковыми антеннами на крыше, кафешек со столиками перед ними под полотняными тентами. Особо выделялся филиал банка с видеокамерой на воротах и фигурными решетками на окнах.
Боковые улочки были лишь частично заасфальтированы и чем дальше от центра, тем все больше напоминали деревенские. Правда, и здесь попадались заведения типа кафе «Парадиз» и салона красоты «Эйфория», где в витрине на фоне босоногой феи с распущенными волосами значилось среди прочих услуг: «Педикюр и пирсинг пупа».
Дом Надеждиной тетки располагался метрах в пятистах от бело-желтого особняка и при этом вроде как на отшибе. Заросший березами и соснами берег сразу за бывшим барским домом круто вдавался в русло реки, отгораживая следующую часть территории от собственно городской. За этим мысом и стоял дом. Высокий, в два этажа, верхний – из бревен, обшитых потемневшими досками, нижний – каменный, некогда побеленный. На окнах – резные голубые наличники.
Была суббота. Надежда решила повременить с оформлением наследства и прежде немного пожить в доме, привести его по мере надобности в порядок, чтобы почтить этим память тетки, с которой была близка духовно и душевно. Они виделись нечасто, но уже через минуту после встречи вели себя так, словно никогда не разлучались. Начинали разговор с той фразы, на которой прервали его, возможно, месяца три назад. Но они прекрасно понимали друг друга, даже не прибегая к словесному общению. И как бы ни мучило Надежду чувство вины перед теткой за пренебрежение родственными обязанностями, в глубине души она знала: ее простили, а может, и вовсе не таили на нее зла за это.
«Если бы дети любили родителей так, как родители любят детей, то не было бы расставаний и прекратился бы род человеческий», – любила повторять мудрая женщина. И это изречение – Надежда так и не успела спросить
