сигареты, рассеянно достал одну и застыл на месте, как статуя. Дольче протянул ему огонек зажигалки, Соня ободряюще тронула его за плечо.
Закурив, парень подался вперед, уперся локтями в колени и опустил голову.
– Андрей, – голос Дольче звучал нейтрально, – а скажи, ты ведь женат?
Парень поднял голову:
– Да, моя жена живет в Березовке, у моих родителей. Но я люблю Борянку…
– А Боряна знала о твоей жене?
– Нет.
– А твоя жена знала о Боряне?
Андрей пожал плечами:
– Ира ничего не знала, конечно, но…
– Но что? – так же спокойно уточнил Дольче.
– Но, наверное, догадывалась.
– И ревновала?
Андрей, кажется, начал понимать суть вопросов:
– Вы чего, думаете, моя Ирочка… Да вы спятили! Идите к черту!
Он вскочил на ноги. Дольче сделал шаг и преградил ему путь. Андрей повернулся в мою сторону – я тоже шагнула к нему. Думаю, он легко смел бы нас обоих – меня одной рукой, а Дольче – обеими.
– Андрей. – Мягкий Сонин голос прозвучал в тиши бульвара очень естественно. Парень, насупив брови, глянул на нее. – Андрей, ты немного намутил в своей жизни. Ведь ты женат, но не смог повести себя достойно, а изменил жене. Но ты еще очень молодой человек. У тебя все будет хорошо. А вот у Боряны уже хорошо не будет. Помоги нам хотя бы найти убийцу!
– И что я должен сделать?
– У тебя есть фотография жены?
– Ну да.
– Дай ее нам.
– Зачем?
– Мы покажем фото официанту, который видел убийцу.
Андрей еще раз оглядел нас троих, вздохнул и достал из заднего кармана брюк бумажник.
Взяв из рук парня фото, Соня разочарованно вскрикнула.
Мы с Дольче приблизились к ней, чтобы увидеть: женщина, запечатленная на фотографии, была довольно полной от природы и к тому же трагически беременна, попросту говоря, на сносях. А дата на уголке фотографии свидетельствовала, что снимок был сделан десятого сентября этого года. То есть всего за несколько дней до смерти Боряны.
Андрей ушел, а мы побрели по бульвару. Бесцельно, безыдейно, молча.
Когда-то в детстве, точнее, на его излете, незадолго до нашего расставания, Дольче сказал, что наш бульвар точно такой, как в Париже. Он начитался Золя или Мопассана, не помню точно.
– У нас тут и улица красивая, и художники есть. Вот если бы тут было еще кафе, где бы собирались поэты и читали стихи! А потом бы мы узнали, что все они стали очень знамениты.
– Да, все Пушкины! – рассмеялась Борянка, которая, кроме Александра Сергеевича, больше и никаких стихотворцев отродясь не знала. Ей вообще поэтическое творчество казалось чем-то легкомысленным.
А нам с Соней мысль Дольче показалась очаровательной. Мы так и вообразили себя в платьях с турнюрами, в за�
