Да только все не так просто! Понимаешь, это полет! А запри меня в клетку какого-нибудь ателье по производству ватников, и что?! Там не полетаешь! Так уж лучше в НИИ протирать юбку, а на собственном гардеробчике совершенствоваться. Зато будем мы с тобой как две куколки на этом курорте, как его?! Опять забыла!
– В Хургаде! – подсказывала Катька.
– Точно, в ней! – подхватывала Лариса. – Представляешь! Нарядимся вечером и прогуляемся по набережной – все кавалеры наши будут!
– Да нет там набережной! – смеясь, обрывала ее Катька. – А кавалеры и так наши будут. Только... как бы это помягче. Мне и на фиг не нужны эти кавалеры арабские. Повидала я их. Так что наша задача – не кавалеров там найти, а отдохнуть как следует, накупаться, позагорать от души, вернуться зимой красивыми, и уж тут кавалеры точно будут сами в штабеля укладываться! Вот такой план.
Лариса слушала ее и под нос себе посмеивалась: ей с кавалерами как-то не очень везло. То, что само в руки валилось, ей было не нужно, а то, чего страстно хотелось и о чем мечталось, было пристроено в семьях, надежно и навечно. В НИИ, где трудилась Лариса, в их лаборатории мужчина был один: ученый Михайло Ломоносов с портрета на стене смотрел с осуждением на то, как сотрудницы научного заведения вместо того, чтобы денно и нощно корпеть над колбами и микроскопами, вяжут кофточки, разгадывают кроссворды и пьют свои бесконечные чаи с вареньем.
С того момента, как у Ларисы появилась отдельная от брата и Пашки квартира, у нее время от времени заводился какой-нибудь мужчинка. Серенькая неприметная тень его нет-нет да и просачивалась за хлипкую картонную дверь однокомнатной норки.
Лариса старательно готовилась к этим редким встречам, надеясь на то, что вот это, может быть, и есть настоящее. А вдруг?! Ну, не может быть, что все они сделаны по одной выкройке – непутевые и никчемные.
Но – увы. Ей и одного вечера вполне хватало, чтобы понять: не ее человек, случайный, залетный. Иногда отношения с кавалером заходили и дальше банального чаепития, но, не дотянув до утра, Лариса бесцеремонно расталкивала кавалера. Он продирал глаза, испуганно спрашивал: «Что случилось?!» И, получив в ответ: «Муж! Сейчас придет!» – одевался за секунды (спасибо сержанту в армии!). Лариса участливо открывала кавалеру двери, он мышью нырял в сумерки и растворялся в них без остатка.
«Хорошо как!» – думала Лариса, стоя под тугими струями душа, смывая с себя следы чужих, немилых рук. Однажды этот раннеутренний ритуал был испорчен звонком в дверь. «Кто бы это мог быть?» – подумала Лариса, вытираясь наспех махровым полотенцем. Дверной «рыбий глаз» показывал изогнутую панораму лестничной клетки. У лифта стоял мужчина. В полутемном коридоре, как в преисподней, на расстоянии вытянутой руки не видать ничего.
– Вам кого? – строго спросила Лариса.
– Девушка, простите, – проблеял представитель не лучшей половины человечества. – Я был у вас... ночью... э-э-э!.. в гостях! Не могли бы вы открыть, я кое-что у вас забыл.
Лариса
