style="font-size:15px;"> Я понял, что в эту ночь спать мне не придется. Видел, как Кава с Леопардом ушли куда-то, вздымавшиеся языки пламени мешали видеть куда. Буду бодрствовать, сказал я себе, и следить за ними. Так и сделал. Придвинулся к пламени так близко, что едва брови не спалил. Сходил к реке, теперь вполне холодной, чтоб дрожь до костей пробирала, и плеснул водой в лицо. Вглядывался в темень, высматривая белые пятна на коже Кавы. Сжал пальцы в кулак так сильно, что ногти в ладонь впились. Что бы эти двое ни делали, я хотел это видеть, хотел орать, шипеть или ругаться. И вот, когда Леопард толкнул меня, будя, я вскочил, потрясенный тем, что уснул. Едва я поднялся, как Кава залил костер водой.
– Мы пошли, – сказал Леопард. – Мы пошли, – повторил он и отвернулся от меня.
Он завернул малыша в кусок ткани и перекинул его за спину. Ждать он не стал. Я протер глаза и вновь открыл их. Малютки мужчина и женщина уже сидели на плечах у Кавы.
– Одна сова со мной трепалась, – заговорила женщина. – День назад в буше. Болтают, ты ветер читаешь? Не так? Этот лепит, что нос у тебя чует.
– Я не понимаю.
– Кто ни есть, они идут за нами.
– Кто?
– Асани, он говорит, что у тебя нюх.
– Кто?
– Асани.
– Нет, кто идет за нами?
– Те по ночам ходят, не днем.
– Он сказал, что у меня нос чует?
– Говорил, будто ты какой-то следопыт.
Кава уже прочь зашагал, когда бросил: мы пошли. Еще дальше в темень. Леопард прыгал от дерева к дереву с притороченным к спине младенцем. Кава окликнул меня.
– Надо двигать, – сказал он.
Вокруг стояла тьма, ночь синяя, зеленая и серая, даже на небе звезд было мало. Но вскоре буш стал за ум браться. Руки со скрюченными пальцами, которые хватали, сталкивали с земли, становились деревьями. Извилистая змея была тропкой. Машущие крылья ночи принадлежали совам, а не дьяволам.
– Иди за Леопардом, – велел Кава.
– Я не знаю, куда он пошел, – сказал я.
– Да нет, ты знаешь.
Правой рукой он потер мой нос. Леопард явился к жизни прямо у меня перед глазами.
Я увидел в кустах и его, и его след, такой же вонючий, как и его кожа. И указал.
Он тогда как раз ушел на пятьдесят шагов, перебрался через речку, прыгая с одного дерева на другое, потом направился на юг. Остановился помочиться у четырех деревьев, чтоб запутать тех (кто б они ни были), кто шел за нами. Я знал, что у меня есть нос, какой чует, как выразился Кава, только я не знал, что он способен по следу вести. Даже когда Леопард забирался далеко, то все равно оставался прямо у меня под носом. И Кава с его запахами, и малютка-женщина, и роза, какую она втирала в свои складки, и мужичонка, и нектар, какой он пил, и жучки, каких он ел (слишком горькие, когда ему нужны были сладенькие), и бурдюки, и вода в них, что все еще пахла буффало, и водный поток. И еще, и еще много всякого, а то и больше: вполне хватало, чтоб довести меня до чего-то близкого к безумию.
– Выдохни
