всех: мускулистый стал, ростом чуть повыше и очень красивый. Мне трудно было судить, на самом ли деле он быстро вырос или я только тогда и заметил. Даже когда он ко мне бежал, глаза женщин провожали его. Близнецы ушли на охоту в буш. Безногий малыш стал еще толще и круглее, колобком раскатывался повсюду. «От тебя на войне польза будет, – сказал я ему. – Вы теперь все воины?» Альбинос кивнул, а безногий Колобок хохотнул, подкатил ко мне, сбивая с ног. Дымчушки я не видел.
А потом, луну спустя, я пошел прогуляться с Жирафленком и спросил: «Дымчушка, она, что ли, до сих пор злится на меня?» Он не знал, как мне ответить, ведь сам он вовсе не знал злости. «Все мужчины, вошедшие в ее жизнь, уходят», – сказал он, когда мы подходили обратно к его дому. У двери женщины, взрастившие его, сообщили, что вождь умирает, а тот, кто станет их следующим вождем, плохо относится ко всем ку, даже к тому, что живет с другими людьми в доме из камня.
Имена их тебе ни к чему.
Что до Леопарда, то пять лет прошло, прежде чем я встретился с ним на постоялом дворе «Куликуло».
– Мне нужно, чтоб ты помог мне найти муху, – сказал он.
– Тогда с пауком посоветуйся, – ответил я.
Он рассмеялся. Годы изменили его, даром что выглядел он все так же. Челюсть его по-прежнему была крепка, глаза, как родники, в каких себя видишь. Усы и буйная грива придавали ему вид скорее льва, чем пантеры. Интересно, думалось, так же ли он скор и быстр. Долго я гадал, как он стареет: как леопард или как человек. Малакал был местом гражданской бойни, а не городом-прибежищем для оборотней. Но в «Куликуло» никогда не судили о людях по их обличью или одеянию, даже если те не носили ничего, кроме пыли да красной охры, размешанной на коровьем навозе, покуда платили они монетой, что крепка в цене и текла рекой. И все ж он извлек из мешка шкуры и обернул чем-то грубым и волосатым свои чресла, потом затянул спину в блестящую кожу. Это было ново. Животное выучилось стыду у людей, тот самый человек, кто когда-то сказал, что леопард бы в юбках рождался, если б ему полагалось их носить. Он спросил вина и напитка покрепче, какой зверя угробил бы.
– Ты изменился, Леопард.
– С тех пор как сел?
– С тех пор как я видел тебя в последний раз.
– Знаешь, Следопыт, нечестивые времена оставили свой след. А твои дни не нечестивы?
– Мои дни жирком заплывают.
Он рассмеялся.
– Только взгляни на себя: толковать с котом про перемены. – Рот у него кривился, будто он еще что скажет.
– Что? – спросил я.
Он указал:
– Глаз твой, дурак ты эдакий. Это еще что за колдовство? Предпочтешь о том не говорить?
– Я и позабыл, – буркнул я.
– Ты забыл, что у тебя на лице шакалий глаз?
– Волчий.
Он придвинулся ближе, и я почуял запах пива. Теперь я смотрел на него так же пристально,
