Между страницами лежало резное указательное «древцо», находиться которому здесь было решительно невозможно, но, видимо, этим преступление против школьного устава не ограничивалось. Староста растерянно вглядывался в желтые страницы старинного фолианта и мычал нечто нечленораздельное.
– Что там у тебя, брат Димитрий, стряслось? – с любопытством спросил Феона, подходя к старосте.
Вместо ответа послушник молча повернул к нему разворот книги, в которой несколько абзацев было обведено жирным чернильным овалом, а на полях нетвердой детской рукой выписано: «А так ли оное на самом деле есть?»
– Очень интересно! – невозмутимо произнес Феона, прочитав выделенные абзацы книги.
– Ну и кто столь просвещен в искусствах, что рискует бросить вызов авторитету святого Иоанна Экзарха болгарского?[37] – спросил он, окинув взором притихших учеников. Дети молчали, старательно пряча глаза в пол. Отец Феона понимающе покачал головой.
– Ну, я так и думал. Доносчиков нет. В таком случае вы знаете, что делать.
Ученики, виновато опустив головы, вышли из-за стола, встали на колени и хором загнусили жалостливыми голосами:
В некоторых из нас есть вина,
Которая не перед многими днями была,
Виновные, слышав сие, лицом рдятся,
Понеже они нами, смиренными, гордятся.
Не успели они закончить покаянные вирши, как с колен поднялся четырнадцатилетний Семка Дежнев[38].
– Прости, отче, – обратился он к монаху с низким поклоном, – моя то вина!
– Ты? – с сомнением в голосе переспросил отец Феона.
– Я.
Семка угрюмо насупился и с вызовом посмотрел на учителя. В уголках глаз отца Феоны заиграли озорные искорки.
– Ну, тогда объясни нам, чем тебя не устраивают Аристотель и ученые мужи-перипатетики?[39]
– Меня-то? – шмыгая носом, переспросил Семка. Лицо его вытянулось в растерянной и довольно глупой гримасе.
– Тебя, – утвердительно кивнул Феона, – ведь ты же не согласен?
– Я-то? – опять переспросил парень, глазами мученика глядя по сторонам.
– Это не он. Это я сделала! – раздался за спиной тонкий, девичий голосок.
Обернувшись, Феона удовлетворенно улыбнулся. Юная воспитанница городского головы Юрия Яковлевича Стромилова[40], красная от стыда, стояла за его спиной и нервно теребила жемчужное ожерелье. Настя была круглой сиротой. Два года назад ее взяли в дом воеводы, после того как умерла от сухотки[41] его двоюродная сестра, бывшая Насте приемной матерью.
Освобожденный от необходимости врать, благородный Семка с видимым облегчением плюхнулся на колени рядом со своими товарищами.
– Влюбился, жених! – процедил сквозь зубы стоящий рядом Петька Бекетов[42]. – А еще
Болгарский богослов, писатель и переводчик (X век). Православный святой.
Русский путешественник, землепроходец, мореход, исследователь Северной, Восточной Сибири и Северной Америки. Родом из Устюга (предп. 1605–1673).
Ученики и последователи Аристотеля, его философская школа.
Представитель старинного дворянского рода. Судья Владимирского судного приказа. Объезжий голова в Китай-городе. Воевода в Березове в 1614 г., в Устюге в 1619–1620 гг.; умер 24 февраля 1629 г.
Туберкулез.
Русский путешественник, землепроходец, воевода, исследователь Сибири, основатель некоторых сибирских городов – Нерчинска, Олёкминска, Читы, Якутска (после 1600 – не ранее 1661).
