у залитой дождем черной горы сидела мокрая дворняга и, подняв морду, вслушивалась в тучи – именно вслушивалась, потому что увидеть что-то было нереально.
Ирке неприятно было смотреть на эту собаку, потому что рядом с ней трудно ощущать себя несчастной. Слишком бросается в глаза, насколько человек меньше терпит, чем самое последнее животное. В десятки раз меньше переносит. В сотни раз больше имеет. А насколько тревожнее, ропотливее.
– Сгинь отсюда! – крикнула Ирка в окно.
Собака сразу вскочила и вильнула хвостом. Ирка поняла, чего она ждала.
– Антигон! Тут к тебе пришли! – позвала она.
Кикимор взгромоздился на подоконник. В руках у него было причудливое орудие, изготовленное из подставки для телескопа, куска пластиковой водосточной трубы, выпрошенной у Корнелия доски эдемского дерева и конфискованных у суккуба подтяжек.
– Тэк… чуточку правее… ниже… ага… в самый раз! – бубнил Антигон.
Приложился к трубе, проверил прицел и, оттянув подтяжки, отпустил их. Рядом с собакой в землю врезался апельсин и запрыгал к беговой дорожке. Потом еще один, и еще. Апельсиновый град продолжался секунд десять. Антигон прыгал у водосточной трубы, пытаясь его остановить.
Скулящая собака, сшибленная с лап апельсином, скрылась за деревьями.
– Ты чего? – спросила Ирка.
– Не знаю, гадская хозяйка! Вчера там сосиски были! Вечно они в своем супермаркете все переставляют! Найду, кто это делает: насмерть защекочу! – оправдываясь, заявил Антигон.
В его неудачах постоянно виноват оказывался кто-то другой.
Ирка дернула дверцу шкафа, и оттуда на нее шагнул человек. Она заслонилась руками. Человек тоже испугался: дернулся и заслонился. Зеркало! Ирка нервно засмеялась, хотела остановиться, но не смогла. Смех перешел в рыдания. У нее началась истерика.
Потом встала и подошла к зеркалу. Лицо, вынырнувшее в стекле, показалось ей незнакомым. Большелобое, некрасивое, с маленьким упрямым подбородком. На Ирку оно смотрело враждебно, с подозрением. Глаза – красные, уставшие от чтения. Глубоко несчастный человек, окопавшийся в своем внутреннем пространстве. В сущности, право быть любимым – главное право каждого человека. А она никому, совсем никому не нужна! И никогда не будет нужна!
Мысли двигались цепочкой, тоскливые, безрадостные, давящие. Шуршащие, как ползущая по фольге кобра, они становились все громче, все отчетливее.
– Убей себя! Хуже все равно не будет! Хватит терпеть – убей! – услышала Ирка голос, который был, скорее всего, ее собственным.
Валькирия-одиночка вздрогнула. Подошла к окну. На миг ей показалось, что там, на аллее, стоит Багров и смотрит на нее. Но нет. Просто поздний бегун.
Да, правда, хуже не будет! Осень. Дождливая хмарь. Тоска. Жажда света и солнца. И все бесполезно!
Ирка призвала копье. Медленно повернула его наконечником к себе. Наконечник полыхал. Один укол,
