лаз пробрался легко, протиснулся в расковырянный бетон и оказался в проходе. Небольшой туннель. Низкий потолок, две лестницы, направо-налево, света много. И с той стороны, и из пролома.
– Поторапливайтесь! – крикнули снаружи.
Тут же мне в шею задышал Плешак.
– Давай направо! – зашептал он. – По лестнице…
– Бесполезно. Сунемся туда – пристрелят сразу.
– И что же?! – плаксиво спросил Плешак.
– Надо вперед. Это единственный шанс.
– Знаю, – Плешак всхлипнул. – Это единственный… Знаю, знаю. Я слышал про такие места, еще раньше. Тут живет кто-то…
Погань тут живет, я был в этом больше чем уверен.
– Она всегда только одного жрет, – сообщил Плешак. – Такие повадки… Давай, шагай.
Лягушечник кивнул в сторону света.
– Почему я?
– А почему я?! Я старый, у меня нога болит…
Ладно. Он старый. И нога. И еще.
Я вспомнил тропарь, защищающий от зла. Обычно я его ночью читал, ну, если вдруг что-то пойдет не так, закопаться не успеешь, то можно его почитать. Помогает.
Прочитал и сейчас. Вслух, но негромко. Плешак смотрел сначала с удивлением, потом стал слова повторять.
Я закончил и двинулся по переходу. Обычными шагами, спокойными. Плешак за мной. Не отставал, прилип, стучал за спиной зубами, привизгивал. Как крысеныш. А еще меня щенком называли.
Переход. На стене красная стрелка. Тихо. Обычно я неплохо чую опасность, не как Папа, конечно, но все-таки. А здесь…
Ничего. Просто туннель. Чистый, никакой травы. Пол…
Под ботинками захрустело. Как горох сухой. Я остановился и поглядел вниз. Сначала так и подумал – горох, потом пригляделся.
Зубы. Человеческие. И передние, и коренные. Много, весь пол усыпан. Блестят. И не пройти никак, только по зубам.
Плешак всхлипнул.
– Эй, Дэв, – позвал он. – Дэв, оглянись!
Я не оглянулся. Оглядываться в таких местах нельзя, это же известно.
– Кто тебе имя такое придумал, а? Дурацкое… Знаешь, что оно означает? Злой дух, вот что. Повелитель огня. Ты вот взял бы…
Я шагал дальше, зубы продолжали хрустеть. Смотрел вперед. До выхода оставалось совсем недолго, ко мне по полу уже тянулись солнечные лучи. Плешак дышал хрипло.
Перестал.
И зубами хрустеть перестал.
Очень, очень захотелось оглянуться, но я знал, что оглядываться не стоит. Я спокойно дошел до конца перехода, порадовался свету и все-таки оглянулся.
Никого. Пусто.
Лягушатник исчез. Вот только что дышал за спиной, и нет больше. Тихо совсем.
А я остался. Я не боялся, и это меня, наверное, спасло, вот я как думаю. Вся погань чувствует страх, они его любят, они его жрут. Гомер ничего про это не говорил, но я думаю, что страх – это тоже грех. Страх открывает двери. Бесам. Лягушатник боялся – и стал пищей нечистого.
Тварь
